«Нежный возраст» жесткой политики | Мнения

Активизация «молодежного сегмента» в политике обещает стать долгосрочным трендом. До последнего времени к этой аудитории не проявлял интерес ни федеральный центр, ни внесистемная оппозиция. Почему политтехнологи пропустили магистральный тренд и что из себя представляет новое пассионарное поколение?

Традиционно поколение «13–18 лет» не рассматривалось в качестве политического субъекта по очевидной причине — эта аудитория не голосует. Большинство федеральных кампаний начинаются за год-полгода до самого голосования. Профессиональные политтехнологи работают «на земле» в лучшем случае три месяца. За это время фундаментальных изменений в структуре электората не происходит, так что технологи работают со статичной ситуацией. Кроме того, до последнего времени считалось, что даже верхний сегмент этой группы (первые курсы вузов, 18–22 года) предельно аполитичен, занят фронтальной социализацией, имеет жесткую региональную повестку и выборы игнорирует (как было в 2016 году по время парламентской кампании). Но практика последних лет показала, что это — фундаментальная ошибка с тяжелейшими последствиями.

В целом ряде стран молодежь 13–18 лет была самой активной частью всех массовых акций последних лет. На этот сегмент приходилось более 40% участников акций против трудовой реформы во Франции (2016 год), более 60% участников беспорядков в пригородах Лондона (2011 год). Причем большинство мероприятий были запрещенными. Но это молодых не пугало: в столкновениях с сотрудниками правоохранительных органов доля 13–18-летних превышает 70%. В этом сегменте люди легко мобилизуемы — это гарантирует развитие системы мобильного интернета и городского транспорта. Достаточно свободного времени и погодных условий — и мероприятие из 1000 человек может разрастись до 3000 в течение часа. В период «арабской весны» фиксировалось десятикратное увеличение числа участников акции, и это только благодаря сетевым ресурсам.

При этом поколение «нулевых» фундаментально отличается от протестного поколения Болотной. Протест достаточно возрастной и состоятельной столичной аудитории в 2012 году тяготел к среднему классу. Эта группа населения выросла в 2003–2008 годах с 29 до 34% населения страны, сократилась до 26% после кризиса 2008-го, но быстро восстановилась к 2011 году. К концу 2013-го доля среднего класса в населении России достигла 42%. Это составляло практически 60 млн человек, что сопоставимо с населением Франции.

Но уже в 2015–2016 годах средний класс стал фундаментально сокращаться — до 12–15%. Секрет в том, что ключевую роль в формировании российского среднего класса сыграло развитие государственного сегмента. Число людей, так или иначе связанных с госструктурами, в ядре среднего класса достигло в 2014 году 68% (на его периферии — 43%).

При этом именно «огосударствленное» ядро среднего класса демонстрировало максимальный уровень удовлетворенности своей работой. За последние годы именно сокращение благосостояния привело к ослаблению повестки для среднего класса. И на арену вышел сегмент «13–18 лет». Эта группа пользуется не Facebook, а «ВКонтакте». К тому же она составляет более 60% аудитории YouTube и 90% аудитории Twitch.

В отличие от аудитории Болотной эта группа не имеет ярко выраженной региональной привязки. Большинство активностей либо связаны с сетевой инфраструктурой (игровые дисциплины, видеоблогинг, социальные сети), либо общедоступны в крупных агломерациях (workout, командные виды спорта, квесты). У молодых нет имущественного ценза и идеологической платформы. Последнее выражается в так называемых «блуждающих» политических взглядах.

Традиционные модели работы с 13–18-летними не действуют — это усложняет само изучение сегмента. 85% группы отказываются участвовать в полевых политических исследованиях: игнорируют соцопросы по телефону (большинство вообще не пользуется стационарной связью) и при поквартирном обходе. Основную часть информации эти молодые люди получают через социальные сети: фактически об их политическом поведении больше знает «Яндекс.Директ», чем ФОМ и ВЦИОМ.

И последнее. К следующему году право голосовать получат более 1 млн человек из этого сегмента. А к 2024 году выбирать президента смогут еще 7 млн человек. Итого — 8 млн человек (17% от президентского электората!), которые не дают себя изучать социологам, не имеют четкой идеологии, но при этом легко мобилизуются и готовы участвовать в несанкционированных акциях. Что мы будем с ними делать?

Автор — президент Центра стратегических коммуникаций

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции