Со времен Тиртея (если не Имхотепа) умные люди понимали, что деятели культуры играют в истории такую же важную роль, как политики или военачальники. Теперь кинокартины Балабанова — тоже история, хотя и новейшая. Соответственно, мы можем оценивать их воздействие на общество — кого и чему они научили, кого и на что вдохновили, — спокойно и объективно, без поправок на формулу «о покойном либо хорошо, либо ничего».
Строго следуя этой формуле, пришлось бы и на «Трудно быть богом» публиковать только хвалебные рецензии, притом что Герман не слишком церемонился с романом, авторы которого тоже умерли и тоже нуждаются в особой защите.
Попытки провести кинематограф Балабанова по «патриотическому» ведомству сходу упираются в простой вопрос: «А как же «Груз 200?» Еще при жизни режиссера, вскоре после появления фильма на фестивальном экране, было справедливо подмечено, что русские там ничем не лучше негров в «Брате 2», а пожалуй, что и намного хуже. Причем нарисованная картина похожа на реальную жизнь в СССР, как «Кубанские казаки», только с обратным знаком.
Вместо «сделайте мне красиво» — «сделайте мне отвратительно».
А отвратительны люди не по причине — как у Звягинцева в «Елене» или, если глубже, то в русской классической литературе, которая не боялась самого резкого обличения общественных пороков. Люди отвратительны по определению. Не потому что «так жить нельзя», а потому что вообще «жить нельзя». Следуя этому императиву, режиссер «со всем свойственным ему талантом и профессионализмом виртуозно извлекает из зрительской души мощные эмоции отвращения, ужаса и омерзения».
Хорошо. Ну, а «брат» Данила Багров — разве не провозвестник патриотического возрождения? Совсем не отвратительный, «такой простой красивый русский парень», как Юрий Гагарин. И против Америки.
Но почему же тогда патриотическое возрождение поддерживали именно те, кого у нас неправильно именуют «либералами»? Был бы им режиссер «Братьев» всерьез враждебен, постарались бы… Нет, не затравить. Просто удалить из «медийного пространства». Балабанов? А это кто? Маргинал какой-то? Нет, нашей программе не интересно, и в формат не вписывается.
Но карта легла совсем по-другому.
«Брат» и «Брат 2» … это самое точное воплощение национальной самоидентификации в 1990-е годы».
Фильмы Балабанова, несмотря на отдельные голоса не в лад, легко и органично заняли место в джентльменском глянцевом наборе рядом с романами Владимира Сорокина и шоу Кирилла Серебренникова.
Это не случайное перечисление через запятую. Балабанова хвалили буквально за то же самое, в тех же выражениях, следуя той же специфической логике:
«А. ПЛАХОВ: Когда режиссера одновременно упрекают, что он одновременно левый и правый, что он русофоб и антисемит, когда недостатков накапливается слишком много, это почти наверняка говорит о том, что это крупный художник…
К. ЛАРИНА: Мне кажется, что его следующая работа будет не менее скандальной, и в этом залог успеха и таланта этого человека».
Левый и правый, русофоб и антисемит в одном флаконе плюс «скандал» как двигатель прогресса.
Помните, как называется эта идеология?
А вот еще одна характерная кинокритика по горячим следам, уже не с «Эха Москвы», а как бы совсем с другой стороны:
«ОТЕЦ АНДРЕЙ: При этом можно говорить и о положительном эффекте фильма «Брат». Огромный плюс то, что предлагается мышление в категориях «мы» — «они». Мы правы, потому что это Мы, без всего остального. Может быть, это животные инстинкты, но совсем без них нельзя.
С. БОДРОВ: Да, такое вот первоначальное, первобытное…»
Глобальный миропорядок не боится воинствующей этнографии. Наоборот, его очень даже устраивает такое обрезание ценностей, когда «мы правы, потому что это Мы, без всего остального». А «всё остальное» — это, между прочим, и собственные планы на будущее. Если их нет, сбудутся чужие.
Есть замечательная формула Сергея Кургиняна, что архаизация — даже не оборотная сторона постмодернизма, а его составная часть. «Постмодернизм предполагает регресс и вторичную архаизацию в качестве modus operandi». Сползание в первобытность (минуя Средние века) — весьма радикальный вариант. Круче только лозунг «человек = животное», поднятый российскими учениками биолога-неоязычника Ричарда Докинза.
Можно было бы объяснять особенности мировоззрения Алексея Балабанова личными обстоятельствами. Но в этом нет нужды. Потому что фильмы его — действительно памятник эпохе. «Именно 1990-е для него были как вода для рыбы».
Проблема в том, что эта эпоха «регрессанса» в нашей культуре растянулась как минимум на десятилетие за календарные рамки, а у многих и сейчас год тысяча девятьсот девяносто двадцать четвертый.
