«Оперных певцов лучше не снимать крупным планом»
Украинское сопрано Людмила Монастырская, некогда уволенная из Киевской оперы, теперь буквально за считаные месяцы покорила ключевые западные сцены — Ковент-Гарден, Ла Скала, Метрополитен-опера. 15 декабря посетители кинотеатров по всему миру будут сопереживать ее Аиде: главный театр Америки организует прямую трансляцию нового спектакля с Монастырской в главной роли. Сенсационно успешная дебютантка ответила на вопросы обозревателя «Известий».
— Как перед вами открылись двери Метрополитен?
— Меня пригласили спеть Аиду после того, как 2,5 года назад меня услышала дирекция театра. Правда, сначала им показалось, что мой голос — не для Аиды (мне и самой так казалось, хотя уже тогда я пела эту партию): ее обычно поют люди с несколько более легкими голосами, чем мой. Тем более приятно, что дирекция и, в частности, Питер Гелб (генеральный менеджер театра Метрополитен-опера. — «Известия») поверили в меня и дали дебютировать именно в роли Аиды.
— Когда изучаешь звездные составы исполнителей «Аиды» в Ковент-Гарден и Метрополитен, приходит на ум игра «найди 10 отличий»: Ольга Бородина, Роберто Аланья и вы поете в обеих постановках.
— Это неудивительно. Мир востребованных оперных артистов очень узок (кстати, среди них очень много выходцев из СНГ), а в таких театрах, как Метрополитен-опера, селекция должна быть особенно строгой. Но это еще и совпадение, которому я очень рада — ведь я пою этот спектакль с мегазвездами и превосходными коллегами.
— Говоря о роли певцов из СНГ, вы почти точно повторяете восторженные слова Питера Гелба. Почему восточноевропейские вокалисты захватили мир?
— Причина и в природе, и в интеллекте, и в нашей славянской душе. Если ты вышел на сцену, надо отдавать свою душу стопроцентно. У меня был концерт в Загребе, в конце которого я спела украинскую песню без сопровождения. Как вы думаете, что больше всего понравилось?
— 15 декабря, благодаря прямой трансляции, вас будут смотреть по всему миру. Измените ли вы свое поведение на сцене? Ведь камера поймает каждую деталь, каждое движение брови.
— Нет, играть я буду как обычно. Это очень вредно — думать на сцене о чем-либо, кроме образа. Конечно, мне уже объявили, что будет другой гример, другой мейкап — всё это понятно. Не знаю, как буду выглядеть, надеюсь, не криминально. Вообще оперных певцов лучше не снимать крупным планом.
— Вы концентрируетесь на операх Верди. Почему не Вагнер, например?
— Верди требует высшего пилотажа: там и кантилена, и меццо-воче, и кантабиле — нужно владеть всеми штрихами. Верди мне еще петь да петь! Надеюсь, что в основном справляюсь со всеми сложностями его музыки. А после 40 лет, может быть, будет и Вагнер. Мне ведь еще нет 40.
— Как началась ваша карьера на главных западных сценах? Что было «минутой славы»?
— Мне неожиданно пришлось заменить Марию Гулегину в «Тоске» в Берлинской опере. Она отказалась незадолго до премьеры — буквально за неделю я должна была выучить третий акт «Тоски». Так всё и началось. Потом уже был Ковент-Гарден, теперь Метрополитен — помимо других театров, в которых я тоже выступаю с удовольствием.
— Почему взлеты столь многих вокалистов начинаются именно с неожиданных замен?
— Голос — это не скрипка и не арфа. Даже легкая простуда моментально отражается на голосовых связках, и вот ты уже не смог отработать свой контракт: вместо девяти спектаклей спел три. Такое очень часто бывает.
— Вы продолжаете петь в Киевской опере?
— Да, вот сейчас приезжаю на три дня в Киев и затем — в Милан, в Ла Скала.
— Недавно публика Ла Скала «забукала» Чечилию Бартоли. Не боитесь выходить к этой вечно недовольной аудитории?
— Им все равно — Бартоли поет или еще кто-то. Там люди приходят в театр с нотами, нюансы сверяют. Для меня приоритет — качественно отработать свой контракт, чтобы ни профессиональные критики, ни дирижер не имели права ни в чем меня упрекнуть. Каждый должен относиться к делу именно так. Если думать только о гонорарах или об успехе, ничего не получится.
— Как вы думаете, миф о том, что украинская земля выращивает лучшие голоса, всё еще актуален?
— Украина — это традиции. У меня мама поет всегда, целый день. Для нее это органично. Вот и я с детства не представляла себе никаких других занятий, кроме пения. Да и язык украинский — очень певучий.
— На Западе вас воспринимают как украинку или как русскую?
— Обычно знают, что я из Украины. Хотя однажды спросили: «Украина — это в Молдавии где-то?» Многие говорят: «У вас там в Союзе». Наверное, они отчасти правы. Но вообще я Людмыла Монастырска, у меня и паспорт такой, и во всех контрактах так я записана.
— Какие эмоции вызывает у вас современная украинская политика?
— Я стараюсь ею не интересоваться. А в культуре ситуация очень плохая — не только в Украине, но и в России, и во всем остальном мире. Особенно в классической музыке и, в частности, в опере. Чтобы культуру возродить, горячего желания артистов недостаточно — такое намерение должно идти и от государства, и от спонсоров. Да и оперные режиссеры должны немного подумать о зрителях, а не о самовыражении. Тогда в театры вернется публика, которая знает всё и о певцах, и об операх.
