Золотой глаз: Луис Бунюэль и его причудливые видения
120 лет назад — 22 февраля 1900 года — родился Луис Бунюэль, величайший кинорежиссер-сюрреалист в истории. Журналист Алексей Королёв для «Известий» вспомнил, как извилиста была дорога испанца к мировой славе и что у подлинного гения нет и не может быть физической старости.
Бунюэль в массовом восприятии, если только можно говорить о чем-то массовом по отношению к этой фигуре, по-прежнему числится по ведомству сюрреализма, под которым, как правило, подразумевается нечто совершенно неудобоваримое для обычного кинозрителя. Это чудовищная несправедливость: фильмы Бунюэля (во всяком случае, те, которые принято считать каноническими), сколько бы там ни было сюрреализма, — очень интересное, лихо придуманное и снятое кино, не требующее от зрителя никакой специальной подготовки или особого настроя. К счастью, несправедливость эту легко исправить — достаточно Бунюэля пересмотреть.
Мировой парень
Совершенно неудивительно, что с такой творческой репутацией Бунюэль и как человек многим кажется рафинированным эстетом не от мира сего вроде своего друга и соавтора Дали. Это имеет к действительности еще меньшее отношение. Он родился в абсолютной глуши Нижнего Арагона, где первый автомобиль появился только после Первой мировой войны, где пожилую аристократку, установившую дома биде, третировали соседи, а местного интеллигента, вырубившего собственные виноградники, пораженные филлоксерой, едва не убили.
Семья, впрочем, по местным меркам была и культурной, и зажиточной. Отец Бунюэля разбогател на Кубе и вернулся на историческую родину, так сказать, на пенсию. В 17 лет Луис уехал в Мадрид учиться в университете, но образование свое получал он не в аудиториях, а в компании Сальвадора Дали и Федерико Гарсиа Лорки. До 25 лет он ничем особенным не занимался, разве что спортом (весьма усердно), а потом приехал в Париж.
Собственно, в никакое другое место он приехать и не мог. Париж двадцатых — столица мира, место силы для всего нового, невиданного, смелого в политике и, конечно, искусстве. Путь Бунюэля в кино очень напоминает тот, который проделает 60 лет спустя Тарантино — молодой испанец не вылезал из кинотеатров, просматривая по 20–30 фильмов в неделю. С другой стороны, ситуация складывалась таким образом, что места ниспровергателей основ во всех других видах искусства (а Бунюэль, как и многие вокруг, был человеком разносторонним: писал статьи, работал театральным художником) были уже заняты, и только кинематограф еще ждал своего радикального высказывания.
Сцена с разрезанием женского глаза из фильма «Андалузский пес»
Им стал «Андалузский пес» (1928) — совместная работа Бунюэля и Дали, безумная короткометражка, в которой не происходит ничего важного, кроме того, что герой режет девушке глаз. На самом деле сцена с глазом занимает менее минуты, но этого оказалось довольно: в один день Бунюэль стал главным авангардистом мирового кинематографа (а глаз, который резали, был, разумеется, коровьим).
Шок и трепет
Бунюэль прославился мгновенно. Впрочем, столь же быстрым был его уход в тень. Второй фильм — «Золотой век» (1930) — был еще причудливее и злее «Пса», но двадцатые закончились, а вместе с ними стремительно уходило время экспериментов ради экспериментов. Кроме того, искусство подобного рода банально плохо кормило — это Дали мог продавать свои работы чуть ли не ежедневно, кинорежиссеру в этом смысле было куда сложнее.
Бунюэль довольно быстро доказал, что способен шокировать не только внешними эффектами: его третья лента «Земля без хлеба» — гиперреалистичная документалка о бедственном положении испанского крестьянства — была наполнена уже не художественной, а политической манифестацией. Впервые левые взгляды режиссера были явлены столь отчетливо.
После «Земли без хлеба» Бунюэль замолчал на пятнадцать с лишним лет. Нет, он не оставил кинематограф, но снимать самостоятельно ему не давали ни в Испании (которую он покинул после поражения республиканцев в гражданской войне), ни тем более в США, где получить режиссерское кресло было вообще нереально.
Кадр из фильма «Земля без хлеба»
В 1946-м он приехал в Мексику. Его, как и многих противников Франко, приняли радушно. А национальная индустрия была на таком подъеме, что работы для Бунюэля-режиссера было с избытком.
Разумеется, большей частью снимал он заурядное коммерческое барахло (и это, вероятно, единственный такой случай в истории кино: один из величайших кинорежиссеров всех времен имеет фильмографию, на три четверти состоящую из проходняка). Но у халтуры зачастую бывает своеобразная обратная сторона: режиссеру разрешали снимать и то, что он по-настоящему хотел. «Зверь» (1953) и «Смерть в этом саду» (1957) напомнили критикам о существовании Бунюэля, а «Назарин» (1958) окончательно вернул его в высшую мировую лигу. Безыскусная на первый взгляд антиклерикальная драма получила приз в Каннах. На пороге седьмого десятка Луис Бунюэль обрел тот статус и то влияние, которые заслужил в неполные 30.
Последнее слово
10 последних фильмов Бунюэля — 10 шедевров, безупречных с точки зрения как формы, так и содержания. Получивший, наконец, почти абсолютную независимость от студий, продюсеров и финансовых результатов режиссер работает с легкостью, которая, казалось, копилась у него все эти долгие десятилетия мексиканской передержки. Относительно большие (по тогдашним европейским меркам) бюджеты, полная творческая свобода — что еще нужно человеку? Бунюэль извлекает из сундука все свои излюбленные темы и снимает, снимает, снимает.
Кадр из фильма «Виридиана»
С наслаждением громит католическую церковь в «Виридиане» (1961), «Ангеле-истребителе» (1962), «Симеоне-пустыннике» (1965) и «Млечном пути» (1969). Вдохновенно исследует сексуальные девиации состоятельного класса в «Тристане» (1970), «Призраке свободы» (1974), «Этом смутном объекте желания» (1977), «Дневной красавице» (1966) и «Скромном обаянии буржуазии» (1972). «Красавица» с Денёв в СССР считалась примером буржуазного вырожденчества и едва ли не порнографией, а «Скромное обаяние», напротив, купили для советского проката в самом начале перестройки, в 1987 году. Грандиозной кассы она в наших кинозалах не собрала, но среди подростков пубертатного возраста пользовалась довольно специфическим успехом.
Не чурается и откровенно политических высказываний («Дневник горничной», 1964). Через объектив бунюэлевской камеры прошли Жанна Моро и Катрин Денёв, Франко Неро и Жан-Пьер Кассель, Моника Витти и Кароль Буке, Жан Сорель и Жан Рошфор — цвет континентального кино тех десятилетий. «Золотая пальмовая ветвь», «Золотой лев святого Марка» и «Оскар» за лучший иностранный фильм — лишь формальное удостоверение бунюэлевского величия.
Луис Бунюэль во время прогулки в Венеции. 1967 год
До конца дней он сохранил любовь к долгим планам, тщательной проработке мизансцен и первоклассной, но непременно не слишком известной литературе в качестве первоисточника. К эпатажу без фраппирования и саспенсу без параллельного монтажа. А еще к невероятно быстрому темпу работы: наследие мексиканского этапа биографии, где от запуска сценария до выхода на экран иногда проходило месяца два. Трюффо утверждал, что Бунюэль без потери качества мог выпускать по три фильма в год. Сослагательное наклонение — вообще-то сомнительный риторический прием, а в таких вещах и вовсе отдает пошлостью, но всё же трудно иногда удержаться и не подумать, что было бы, если бы карьера Луиса Бунюэля, длившаяся с 1928 по 1977 год, обошлась без столь долгих и драматических пауз.
