Промыслительный умысел: Иван Охлобыстин разбудил Герцена в себе
В своей предыдущей книге «Улисс» Иван Охлобыстин недвусмысленно передавал привет Джойсу, в новой косплеит другого популярного автора, слегка скорректировав герценовское название «Былое и думы». Критик Лидия Маслова включилась в литературную игру и представляет книгу недели — специально для «Известий».
Иван Охлобыстин
Небылицы и думы
Москва. Издательство АСТ, 2020. — 320 с.
А.И. Герцен в начале своего мемуарного труда признавался: «Былое и думы» не были писаны подряд; между иными главами лежат целые годы. Оттого на всем остался оттенок своего времени и разных настроений — мне бы не хотелось стереть его», — и это вполне применимо к охлобыстинской книге, фрагменты которой можно обнаружить в разнообразной периодике прошлых лет, да и по контексту обычно понятно, о каком времени идет речь (например, упоминание о съемках автора в культовом фильме «Мама, не горюй!» сразу переносит нас в романтические 1990-е).
«Небылицы и думы», вполне в герценовском духе, носят ярко выраженный педагогический оттенок: сначала автор рассказывает, как обустроил свою семью, а потом плавно переходит к советам по обустройству России, при этом трезво сознавая их мечтательно-утопический характер. В воспитательном плане новая книга удачно совпадает (а может, совсем не случайно) с выходом на телевидении реалити-шоу «Охлобыстины», зрелища в высшей степени поучительного и духоподъемного, свидетельствующего, что шесть детей в семье это, конечно, очень много и порой утомительно, но даже и в этой ситуации необязательно унывать.
Материалы для издания автор собирал в течение 25 лет, и теперь сам затрудняется точно вспомнить, что из мемуарных очерков публикуется впервые, да и в общем-то не считает нужным скрывать природу появления иных заметок, порой характеризуя тот или иной фрагмент как «неполноценный текст в журнал «Столица», с каковым вы, собственно, сейчас любезно и знакомитесь».
Ну и понятно, скажем, уже по одному упоминанию культового музыкального магазина «Пурпурный легион» (навек закрывшего двери еще в 2014 году), что далеко не вчера написаны путевые заметки краеведа. Впрочем, что поделать: «всё вокруг разрушено, осталось только Тушино», как говорят в народе о любимом месте жительства писателя, который, даже залезая на Эйфелеву башню и оглядывая раскинувшиеся внизу арондисманы, вздыхает: «На Тушино похоже...»
Но наверняка в книге есть и свежачок: допустим, написанная «вместо предисловия» преамбула «Личная ниша», которую автор, что греха таить, достаточно самовлюбленный, начинает с эгосерфинга: «Набрал в поисковике ВК свое имя и обрел шестьсот восемь себя. Фейки».
Однако Охлобыстин прибегает к этой распространенной забаве не только самолюбия ради, а и обнаруживает в этом некий социологический и экзистенциальный смысл: «Это как долго в рождественскую ночь в зеркало глядеться. Можно заглянуть в собственную душу с «другой стороны». В личную нишу массового бессознательного». Кстати, и в телешоу «Охлобыстины» преподобный отец семейства характеризует себя как «представителя массового бессознательного», что вдумчивый культуролог может расценить как намек на греческий корень «охлос» в фамилии протагониста.
Судя по всему, и аннотация к «Небылицам и думам» принадлежит перу самого автора, знающего свои писательские достоинства и не считающего нужным умалять их ложной скромностью: «Что может больше сказать о человеке, чем его личная утопия? Но как же всё это кинематографично! С каким жаром и щегольством написано!».
Написано и правда по обыкновению «озорно», как определяет свою манеру сам Охлобыстин во втором же очерке книги — «На киллера!», где автор ведет «поиск механизмов самобичевания» ввиду начала Великого поста и идет в магазин за банкой фасоли и батоном хлеба «Ароматный». Поход оборачивается неожиданным приключением и богомерзким зрелищем, от которого православный публицист спешит в ужасе отвернуться: «...Моим глазам открылись отвратительные картины разврата и прочих атрибутов либерального менталитета: посреди пестро обставленной гостиной на плюшевом диване кувыркалась рыхлая гражданка бальзаковского возраста с пожилым обрюзглым мужчиной в одних носках».
Неприязнь Охлобыстина к либеральному менталитету ни для кого не секрет, и повод для ее проявления может быть самым невинным. Например, лыжная прогулка, которую лирический герой совершает из семейной солидарности, сам-то лично не имея особой предрасположенности к этому зимнему спорту: «Мне всегда казалось странным, что взрослые и здоровые организмы суетятся между сосен, прилепив к ногам штакеты, вместо того чтобы, предположим, колоть рогатиной мишку-шатуна или на худой конец снулого демократа».
В рассказе «Не спит дочурка» заботливый отец, со свойственной ему игривой непринужденностью далеко отклонившийся от заявленной темы и пустившийся в воспоминания о своем дебюте в качестве театрального драматурга, не упускает случая кольнуть нонконформистов-шестидесятников: «...Я их, честно говоря, всегда недолюбливал за склонность к сочинению на кухне конституций и несоблюдение элементарных правил половой гигиены». А в мемуаре о своем недолгом опыте политического деятеля «О свободе выбора» Охлобыстин подвергает сомнению сами основы демократического общественного устройства: «...Призыв голосовать за какую-либо политическую партию для меня звучит как приглашение к оральному сексу. Успокаивает одно: в российском варианте этого паскудства хоть партнер заранее известен, чего нельзя сказать обо всем остальном цивилизованном мире».
Впрочем, сатирическая и гневная «рогатина» Охлобыстина направлена не столько на либерально-демократические убеждения сами по себе, сколько на ханжество, злобу и лицемерие, которые могут иметь какую угодно идеологическую окраску, да вот хотя бы и православную. «Я тут же вспомнил, как присутствовал на отпевании Лены Майоровой, которая по ужасной глупости, на почве алкогольного отравления и многолетней депрессии, облилась маслом, подожгла себя и умерла от ожогов. Никогда не забуду счастливых глаз подбежавшей ко мне другой, недавно воцерковленной, актрисы и ее восторженного шепота: «А наш батюшка сказал, что за нее нельзя в церкви молиться, потому что она самоубийца», — пишет о. Иоанн в эссе «Если бы я был диаволом», о том, как часто дьявольские происки маскируются благими намерениями и борьбой за всё хорошее против всего плохого.
Сам Охлобыстин своей «злонамеренностью» порой даже чересчур бравирует, как бы нарочно провоцируя прогрессивную общественность на ненависть к себе как мракобесу и скалозубу — «за извращенцев» и «за Украину». Но, если присмотреться, антилиберал Иван Охлобыстин, отождествляющий себя с массовым бессознательным, на самом деле — ходячее олицетворение свободы выбора, причем хорошо осознанного: мало кому в России, да в общем-то и во всем цивилизованном мире удалось так затейливо и уютно обустроить «личную нишу» своего существования в контексте исповедуемой «модели многовариативной бытийности», в которой бывало всякое и чего только нет — ну разве что стереотипов и благоглупостей.
