Кого ты лечишь: молодых врачей допускают только в поликлиники
Раньше, отучившись шесть лет, выпускник медицинского вуза обычно шел в интернатуру. Под руководством опытных врачей он получал практические навыки и через год с сертификатом специалиста мог самостоятельно лечить пациентов. С 2017 года интернатуры в России нет. Выпускникам предлагают сразу идти работать в поликлинику. «Известия» разбирались, к чему привела новая практика.
Лишнее звено
Интернатура позволяла вчерашним студентам получить практические навыки и познакомиться с работой в разных отделениях. Чаще всего интернатура была бесплатной, и в нее шли почти все. После нее, а реже вместо, желающие овладеть более узкой специальностью могли поступить в ординатуру. Для этого необходимо было сдать внутренние экзамены по выбранному направлению. Бонусом поступающему часто служили научные достижения и красный диплом.
Такая система была признана Минздравом устаревшей. Изменения коснулись и самой системы образования, в которую добавили больше практических занятий, и системы оценки знаний выпускников, приведенной к единому стандарту. Теперь выпускники должны проходить аккредитацию, состоящую из нескольких этапов. Первый — проверка теоретических знаний с помощью теста, второй — проверка практических навыков на симуляторах и третий — оценка клинического мышления. Успешная сдача экзамена дает право самостоятельно работать в амбулаторной службе по ограниченному кругу специальностей и позволяет побороться за место в ординатуре.
Студенты-медики
Необходимость промежуточного звена в виде интернатуры, по мнению Минздрава, в таком случае отпала. Все необходимые практические навыки студенты должны были получить еще во время учебы, а подтвердить их наличие должна аккредитация. Так это звено убрали из образовательной программы сперва у фармацевтов и стоматологов, а затем у остальных врачей.
Симуляция
Несмотря на то что аккредитация действительно включает в себя три части, предназначенные для всесторонней проверки знаний и навыков студентов, специалисты в ее эффективности сомневаются. В первую очередь недовольство вызывает замена внутреннего экзамена с вопросами по конкретной специальности на обобщенный тест, напоминающий ЕГЭ. И студенты, и опытные медики отмечают, что пока эта часть экзамена далека от идеала. В тестах много ошибок и неточностей, более того, часто «правильные» ответы далеки от того, с чем можно столкнуться в реальной жизни.
Похожая ситуация наблюдается и с проверкой практических навыков студентов. Обычно она проходит в симуляционных центрах с манекенами, где за установленное время экзаменуемый должен выполнить определенный набор действий. Всё происходящее фиксируется на камеру. Часто, по словам специалистов, дело сводится к зазубриванию алгоритмов. «Запустите меня туда сейчас — я наделаю кучу ошибок, потому что главное там не столько спасти человека, сколько верно сыграть свою роль. Куда посмотреть, куда повернуться, как развести руки», — сетует Олег Грек, врач и помощник депутата законодательного собрания Тверской области.
Хуже того, считает специалист, что и в самом процессе обучения практика часто сводится к той же работе с манекенами. «Если раньше при отделении больницы были кафедры и студенты допускались к работе с людьми, то сейчас федеральные законы сильно ограничивают манипуляции над пациентами. Без разрешения студенты не могут их ни осматривать, ни изучать их историю болезни».
Традиционно считалось, что лучше всего вопрос приобретения практических навыков решен у стоматологов, но и там не всё гладко, рассказывают студенты. «Вместо интернатуры обязательные практические часы нам распределили на время обучения в вузе, но в большинстве своем все эти практики абсолютно бесполезны, и, выходя из университета, средний выпускник, не подрабатывающий младшим медперсоналом, без родителей-врачей имеет мизерный практический опыт», — делится с «Известиями» выпускница первого Санкт-Петербургского государственного медицинского университета.
Такого же мнения придерживается и Константин Симкин, зампредседателя комитета по здравоохранению московского отделения «Опоры России». По его мнению, отмена интернатуры должна была сопровождаться повышением доступности ординатуры. «Необходимость в интернатуре не отпала сама собой, она просто стала неэффективна в том виде, в котором существовала. Получение опыта должно происходить под присмотром старших коллег в ординатуре, на практических площадках: в больницах, центрах. Ординатура, как и в ряде других стран, должна продолжаться минимум от трех лет и дольше в зависимости от специализации. И уж конечно, она не должна быть платной, — говорит Симкин. — Работа врача в ординатуре сопряжена с практической деятельностью, значит, это ему за нее должны платить. Иначе они просто оказываются без средств к существованию».
Заполнить брешь
На деле ординатура стала еще менее доступной, чем была раньше. В один момент цены на обучение поднялись в два раза. «Моя соседка в прошлом году поступала на лора, готовилась к тому, что это стоит 120 тыс. в год, — вспоминает выпускница Первого Государственного медицинского университета Санкт-Петербурга. — Но в начале мая выложили приказ, по которому каждый вуз, в зависимости от региона, выставляет минимальную стоимость обучения за образовательную программу. У нас все специальности стали стоить минимум 220 тыс., даже те, которые раньше стоили 80».
С дипломом и аккредитацией выпускник, не поступивший в ординатуру, даже если он планировал быть хирургом, может работать только в поликлинике или амбулатории врачом общей практики с ограниченными правами на выполнение манипуляций, терапевтом или педиатром. Таким принудительным порядком, считают эксперты, сейчас заполняется брешь в первичном звене здравоохранения.
Эксперты фонда независимого мониторинга «Здоровье» «Общероссийского народного фронта» указывают на то, что высокий дефицит сохраняется именно среди врачей поликлиник. На это обратил внимание и Владимир Путин на совещании по вопросам модернизации первичного звена здравоохранения 20 августа. «Сегодня в первичном звене не хватает более 25 тыс. врачей и более 130 тыс. средних медицинских работников, среднего медперсонала», — отметил президент.
По оценкам профессора кафедры управления и экономики здравоохранения НИУ ВШЭ Игоря Шеймана, норма прикрепленного к терапевту поликлиники населения превышена в два-три раза. «На одного терапевта приходится 2,66 тыс. человек. Есть регионы, где этот показатель еще больше: Иркутская область — 3,9 тыс., Свердловская — 4,6 тыс., Курганская область — 4,98 тыс. человек», — рассказывает Шейман.
Страшная неизвестность
Добровольно идти в амбулаторные службы молодые специалисты действительно чаще всего не спешат. Попасть в крупные и хорошо оснащенные поликлиники нелегко, чаще всего они уже укомплектованы, а ехать в регионы, тем более в отдаленные уголки страны, молодые люди опасаются. «Никто не хочет идти в поликлиники, потому что это адский геморрой и бюрократия за мизерные деньги. Если у лечебников (выпускников факультета «Лечебное дело». — «Известия») хотя бы много специальностей, по которым они могут пойти работать в поликлиники, то стоматолог без ординатуры может устроиться только зубным врачом, а это как дантист в колледже, и зачем высшее образование?» — делятся страхами выпускники.
В случае когда речь идет о регионах, опасения студентов не напрасны, это признают и сами врачи. «Несколько лет назад отток кадров из-за низких зарплат удалось предотвратить федеральными выплатами участковым врачам. Сейчас идет вторая волна — врачи не вечные, пожилые люди уже наработались, уходят. Может, по Москве ситуация не столь критична, но по региону это просто крах. Образовался 50–70-процентный кадровый дефицит», — рассказывает Грек.
Исправить ситуацию лишь методом принудительного направления в поликлиники вчерашних студентов нельзя, полагают специалисты. И даже возвращение интернатуры тут не поможет.
«Что после института, что после интернатуры, что после ординатуры доктора часто приходят совершенно неподготовленные к работе в поликлинике, потому что их учебные заведения полностью оторваны от нашей работы, — рассказывает «Известиям» Николай, врач-методист одной из столичных поликлиник. — В стационаре совсем другая работа с пациентом. Там у врача есть хоть какая-то уверенность в том, что его рекомендации выполнят, будут принимать таблетки. А в поликлинике? Какая уверенность, что бабушка, которая не является инвалидом, будет покупать дорогостоящие лекарства от давления, потратит на них полпенсии?»
Чаще всего, по словам специалиста, студентов отправляют на практику именно в стационар. До поликлиник они доходят только летом и в таком формате, что вся эффективность сводится к нулю. «В этом году к нам на летнюю практику пригнали сразу 40 человек. И что тут каждый день делать такому количеству молодых врачей, когда у нас на приеме сидит максимум десять человек? Вуз делает вид, что у них с нами договор, но на деле нас просто ставят перед фактом, что в такой-то филиал придет такое-то число человек. Толку нет, а отчетами нас замучили», — делятся в поликлинике.
Положительный опыт взаимодействия поликлиник с вузами тоже был. На базе Российского национального исследовательского медицинского университета им. Н.И. Пирогова с 1998 года функционировал Московский факультет, который готовил главным образом специалистов для поликлиник столицы. На Московском факультете была увеличена поликлиническая подготовка и сделан акцент на профилактическом здравоохранении. Работа велась при активном взаимодействии с департаментом здравоохранения Москвы. Сейчас, сожалеют специалисты, подобного опыта практически нет. Какой-то контакт с поликлиниками сохранился и на факультете «Лечебное дело», и на факультете «Педиатрия», но в гораздо меньшем объеме из-за уменьшения финансирования.
Пока реформирование системы здравоохранения не будет проходить комплексно и согласованно в разных направлениях, справиться с развалом первичного звена будет сложно, полагают эксперты. «Пока, глядя на ситуацию, половина выпускников той же Сеченовки в медицине в итоге не оказывается. Кто-то уходит сразу, кто-то через какое-то время. Одни в эксперты, другие на административные должности, но в итоге на 50% они рассасываются. Естественная убыль врачей есть, а пополнения новыми кадрами нет», — считает Константин Симкин.
