Судьба иронии: в Москве открылась крупнейшая ретроспектива классиков соц-арта
Соц-арт вечен. В этом зрителей убеждает ретроспектива Комара и Меламида в Московском музее современного искусства (ММОМА). Под творчество главного отечественного арт-дуэта 1970–1980-х отдан весь второй этаж здания на Петровке, и такой размах выглядит оправданным: в мир тотальной иронии нельзя заглянуть одним глазком, туда надо войти основательно.
За архитектуру выставки отвечали Ирина Корина и Илья Вознесенский — современные художники, известные собственными проектами, а отнюдь не такими, казалось бы, прикладными, работами, как дизайн музейной экспозиции. Однако, их участие в ретроспективе выглядит символичным: от Комара и Меламида они унаследовали ироничный взгляд на мир, поэтому созданное ими арт-пространство выглядит как диалог с предшественниками, попытка творческого осмысления целого этапа отечественного искусства.
Хотя Виталий Комар и Александр Меламид здравствуют и активно работают, их дуэт не существует уже больше 15 лет. По словам самих художников, «Комар и Меламид» — что-то вроде самостоятельного персонажа, жизнь которого закончилась. Если так, лучшего «байопика» не придумать. От первых экспериментов, вдохновленных уорхоловским поп-артом (отсюда и название стиля — соц-арт), до поздних, уже заграничных проектов на стыке акционизма и инсталляции, выставка последовательно проводит зрителя через все метаморфозы «героя».
Здесь есть, например, хрестоматийное полотно 1972 года «Встреча А. Солженицына и Г. Белля на даче М. Ростроповича» — изящное и абсурдное соединение несоединимого. Квазиреалистическое изображение основного сюжета (автор «Одного дня Ивана Денисовича» пожимает руку немецкому писателю, держа под мышкой номер «Нового мира») помещено на средний план и утяжелено пышным красным занавесом. А на переднем плане — почти кубический натюрморт: виолончель, нарочито двухмерные стаканы и ваза с фруктами.
Другая показательная работа из раннего творчества дуэта — «Пост-арт №1 (Уорхол)» (1973). Здесь банка супа Campbell изображена полусожженной и дырявой, будто нашли ее не в американском супермаркете, а на советской помойке.
Диалог с чужим искусством — постоянный прием Комара и Меламида. И каких-либо границ — стилистических, национальных, идеологических — для художников нет. Первоисточниками становятся древнегреческий дискобол и живопись сталинской эпохи (серия «Ностальгический соцреализм» 1982–1983), западноевропейское барокко и даже иконопись. Так, в экспозиции представлен проект «История Дмитрия Тверитинова» (2002) — одна из последних значимых работ арт-группы. Подробное описание сообщает, что в период правления Петра I жил лекарь Тверитинов, которого судили за создание иконы с текстом вместо изображения.
Комар и Меламид увидели в экспериментаторе XVIII века предтечу концептуализма и попытались воссоздать крамольную работу. Зрители могут оценить как саму «реконструкцию» — доску с надписью «Не сотвори себе кумира» на черном фоне (отсылка не только к Кабакову, но и к Малевичу, конечно), так и репродукции документов по делу, написанных трудночитаемой вязью. Где здесь миф, а где правда, вопрос открытый. Но в этом и суть комаро-меламидовского искусства.
Развенчивание мифов, игра с мифологемами неизбежно оборачиваются мифотворчеством. В конечном итоге, и сам этот «персонаж» — Комар и Меламид — стал мифическим героем. Как и положено, он сначала боролся с одними богами — советскими, потом — с другими, американскими (впрочем, куда более беззубо — соответствующий раздел на выставке очевидно слабее). И в конце концов пал на поле консьюмеризма и пропитавшего всё и вся постмодерна.
То, что казалось невообразимой дерзостью 30 лет назад, в современном мире уже не воспринимается как революция. А проекты, обыгрывающие советскую эстетику, — все эти лозунги на красном фоне и «Биточки «прессные» (художники пекли их из реальных газет, прокручивая размоченную бумагу через мясорубку) — и вовсе могут вызвать ностальгию. Однако огонь иронии, который Комар и Меламид, подобно Прометею (кстати, тоже их персонаж), зажгли своим творчеством, уже не угаснет. И освещать им можно, как оказалось, любую действительность.
