Цвет настроения красный: как «Мулен Руж» стал символом Парижа
Переехавший подальше от пыльной Испании в веселый Париж каталанец Жозеф Оллер явно был тонким знатоком человеческих слабостей. Еще не достигнув и тридцатилетия, в 1867 году он осчастливил человечество новым способом биться об заклад, который сам он назвал pari mutual; сегодня революционная система известна почти во всем мире как тотализатор. Новое отечество не оценило открытия, и Оллеру пришлось отсидеть 15 суток во французской тюрьме; впрочем, к тому времени, когда он затеял предприятие, принесшее ему реальную славу и большие деньги, он уже был вполне уважаемым деятелем, как сказали бы сегодня, индустрии развлечений (в частности, в его портфолио были и первые в Париже «Русские горки», Montagnes Russes — у нас этот аттракцион традиционно именуют горками американскими). Тороватому предпринимателю и его бизнес-партнеру Шарлю Зидлеру пришло в голову обогатиться на потоке туристов, устремившихся в Париж поглазеть на чудеса всемирной выставки (главным из них была ажурная башня инженера Эйфеля), предложив им попутно полюбоваться мелькающими на сцене дамскими ножками. Так 6 октября 1889 года на Монмартре впервые распахнуло свои двери новое кабаре под названием «Красная мельница» — «Мулен Руж». «Известия» решили вспомнить, как увеселительное заведение с сомнительной репутацией стало одним из символов Парижа.
Танцуют все
Танцоры канкан в театре «Мулен Руж»
Париж конца XIX века недаром имел репутацию самого веселого города Европы. Казавшийся незыблемым имперский режим Наполеона III пал в результате унизительного поражения в войне 1870 года, на смену ему после краткого интермеццо Коммуны пришла республика (получившая в истории имя Третьей — и сметенной по иронии судьбы опять немцами) со всеми причитающимися по статусу радостями жизни — от более-менее демократических выборов до постоянных коррупционных скандалов (самый известный из них, кстати, случился в том же году, что и открытие «Мулен Руж», — хищения и взятки в ходе строительства Панамского канала на десятилетия сделало само слово «панама» синонимом аферы). Состояния создавались за считаные недели — и пускались на ветер еще быстрее. Провинция с завистью смотрела на веселящуюся столицу, а буржуа стремились в Париж в поисках развлечений — как правило, с сексуальным душком. Кабаре, дансинги и просто бордели появлялись как грибы после дождя, а художники, литераторы и прочие люди искусства упражнялись в создании эпатирующих приличную публику произведений. Что-то подобное происходило спустя столетие на другом конце Европы,после бесславного крушения другой великой и казавшейся вечной империи — разве что своих Тулуз-Лотрека или Дега злачные места Москвы 1990-х не сумели найти.
Эти десятилетия между локальным конфликтом между двумя европейскими державами и великой войной, в которую оказался втянут весь тогдашний цивилизованный мир, потом назвали Belle Époque, «Прекрасной эпохой» — по контрасту того взбалмошного, но веселого времени с чередой кровавых трагедий ХХ века. Но ничто не предвещало грядущей всемирной славы еще одному кабаре с вошедшим в моду канканом, если бы не явный коммерческий гений Оллера. Он удачно подгадал и время открытия своего заведения — к Всемирной выставке 1889 года, когда в Париж стекались толпы туристов со всей Европы и даже из-за океана, и место — бульвар Клиши рядом с площадью Бланш, в достаточном удалении от знаменитой Пляс-Пигаль (тогда, как и сегодня, одного из центров проституции в Париже). Таким образом, солидные господа могли, с одной стороны, не опасаться подозрений в излишнем распутстве, с другой — в случае острой нужды до притонов было дойти даже пешком. Впрочем, даму с пониженной социальной ответственностью вполне можно было найти и в зале, и на сцене — не будем забывать, что в XVIII–XIX основным местом «съема» по всей Европе были театры (в некоторых лондонских и нью-йоркских театрах для жриц любви были полуофициально отведены отдельные проходы, подальше от «чистой» публики). Собственно, знаменитая красная мельница над входом, давшая имя заведению, недвусмысленно намекала на открывающиеся перед посетителями возможности — словосочетание «красные фонари» уже было общеизвестно.
Рекламные постеры театра «Мулен Руж»
Короли и капустницы
Танцовщицы начальной эпохи «Мулен Руж» вошли в историю — имена Иветты Гильбер, Ла Гулю («Большеротая», настоящее имя Луиза Вебер), Малышки Фромаж и Жанны Авриль известны и сегодня благодаря портретам кисти Тулуз-Лотрека, практически жившего в зале и за кулисами. Бывшие прачки, продавщицы, белошвейки и просто уличные девицы становились звездами полусвета, за которыми увивались состоятельные клиенты. Но «Мулен Руж» предлагал не только канкан — в программе значились и другие, не менее экзотические по тогдашним (да, в общем, и по нынешним) временам номера. К примеру, особенно знаменит у почтеннейшей публики был Жозеф Пюжоль, выступавший под псевдонимом Петоман. Артист выступал в редком амплуа «метеориста» — он умел столь художественно испускать газы, что, по свидетельству современников, не только имитировал звуки грозы или артиллерийской канонады, но и исполнял «Марсельезу» при помощи особой резиновой трубки, вставленной в зад. Посетители неистово аплодировали столь редкостному таланту.
Посетители были, кстати, очень разные — в отличие от других заведений, прежде всего главного конкурента «Мулен Руж» — кабаре «Элизе-Монмартр» на бульваре Рошешуар, заведение Оллера и Зидлера приглянулось и богеме, и европейской аристократии — сюда частенько заглядывали и любвеобильный (и склонный к коммерческим гешефтам — «маклер в короне», по определению австрийского императора Франца-Иосифа, «деляга и аферист», по словам менее стеснявшегося в выражениях Владимира Ленина) бельгийский монарх Леопольд II, и его родственник, принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, главный законодатель светской моды в последние десятилетия правления своей матери королевы Виктории. Визиты царственных особ происходили теоретически инкогнито; впрочем, их, как правило, узнавали. В первый же визит Эдуарда в «Мулен Руж», состоявшийся спустя год после открытия, в октябре 1890-го, к сидевшему за столиком наследнику британского престола подскочила Ла Гулю, крикнув сквозь задранную юбку: «А с тебя шампанское, Уэльс!» (впоследствии этот эпизод был обыгран в «Сладкой жизни» Федерико Феллини).
Кадр из фильма «Мулен Руж» (1959 г.)
Знаменитое кабаре и само по себе не переставало привлекать внимания кинематографистов: самый первый фильм, «Танцовщицы «Мулен Руж» был снят еще в 1898 году для американской публики, жаждавшей знакомства с европейской диковиной. Всего про «первый дворец женщин», как называли свое заведение Оллер и Зидлер, создали дюжину картин; последняя — «Мулен Руж!» Бэза Лурмана с Николь Кидман и Юэном МакГрегором в главных ролях — вышла на экраны в 2001 году. Оригинальное здание кабаре сгорело в 1915 году; в 1921-м оно было выстроено заново — разумеется, с красной мельницей над входом. Сегодня «Мулен Руж» продолжает жить уже как туристский аттракцион — для тех, кто жаждет приобщиться к легенде. Сами шоу, хотя и отличаются размахом, вряд ли могут смутить кого-то «безнравственностью», и даже нового Петимана, похоже, не наблюдается. «Мулен Руж» стал сказкой для взрослых, призрачным воспоминанием о баснословной эпохе, когда на столах танцевали канкан, рекой лилось шампанское, а перед дамами — даже облегченного поведения — было принято придерживать дверь, без боязни быть обвиненным в сексизме или чем похуже.
