За последние пятнадцать лет сменились три эпохи научно-технологических прогнозов. В начале 2000-х, несмотря на весь шок от падения башен-близнецов, мировые элиты всё еще настаивали на концепции «устойчивого развития» с ее тотальной глобализацией, свободой перемещения людей, товаров, капиталов и информации, концепции «конца истории» и доведенной до предела экологией: очистка воды, безуглеродные города, зеленый мир, борьба с парниковыми газами.
От технологий требовалось, во-первых, придумать, как реализовать эту политику, во-вторых, приложить усилия к созданию достаточно емких инвестиционных «пузырей», чтобы немного «подкрутить» мировую экономику. Именно в этот период формировалась концепция «технологического мейнстрима», включающего IT-технологии, био- и нанотехнологии, природопользование, или экотехнологии.
Ситуация начала меняться, когда разразился ипотечный кризис 2008 года. Затем после короткой ремиссии каждый год приносил новые и новые кризисы — финансовые, экономические, военные, политические. К 2014 году концепции «устойчивого развития» и «конца истории» были мертвы. Началась вторая холодная война. Мировая экономическая ситуация ухудшилась настолько, что заговорили о двадцатилетней или даже двухсотлетней рецессии. Было понятно, что политические системы большинства стран в условиях длительной рецессии (гала-депрессии в прогностических работах начала 2000-х) нормально функционировать не смогут.
В этой ситуации от науки и технологии потребовали найти выход из возникшей ситуации. Было ясно, что на этот раз «тревога — не учебная».
Решение было найдено вполне в духе марксистской идеологии: революция в производстве средств производства, создание нового технологического уклада, основанного на господстве искусственного интеллекта в промышленности. К 2014 году концепция вполне оформилась: производство товаров и услуг будет основано прежде всего на широком использовании промышленных роботов; резко расширятся возможности аддитивных технологий, прежде всего 3D-принтинга; экологические проблемы должны быть решены через замыкание производственных циклов в промышленности; в новых технологических цепочках будут широко использоваться новые материалы, в том числе наноматериалы, квазиживые материалы, материалы с предзаданными оптическими свойствами.
К началу 2016 года сложились две полярные концепции «роботизированного» мира. Так, Китай пришел к выводу, что «робот-шофер должен обладать интеллектом лошади, а не человека-водителя». Иными словами, китайцы поставили на дешевых роботов с низким искусственным интеллектом, годных для неквалифицированного труда или выступающих в качестве подручных в труде квалифицированном.
Европа и США поставили на «настоящих» роботов, искусственный интеллект которых способен пройти тест Тьюринга. Японцы пошли еще дальше, проектируя роботов, не отличимых от человека. У них появились роботы-гейши, роботы-певицы, роботы-танцоры, роботы-стриптизерши.
В ноябре 2017 года мне случилось посетить одно очень крупное предприятие, где из 14 тыс. рабочих осталось всего 3 тыс., причем предприятие не сократило выпуск продукции и даже не прошло технологической модернизации — одну только административную оптимизацию. Придут роботы — и из 3 тыс. человек останется человек десять. Или меньше.
Что касается российской практики, то, например, в одном из наших крупнейших банков уже начали замену юристов автоматизированными системами. Но еще проще заменить роботами сотрудников кредитных и депозитных отделов, тех же финансовых аналитиков да и большую часть руководителей отделов. Банк будет даже лучше работать, поскольку роботы не ошибаются, не устают и не подвержены никакой коррупции.
Кстати, операционную деятельность любого банка уже сейчас можно заменить даже не роботом, а простым сервисом в смартфоне. Собственно, так и сделано. Когда вы переводите деньги с одной кредитной карты на другую или оплачиваете покупки по интернету, это совершается безо всякого участия человека. Да и банк присутствует в этих трансакциях только как надзорная инстанция, без которой все мы предпочли бы обойтись.
Сегодня роботы полезны тем, что выводят экономику из рецессии. Интересно спрогнозировать, что будет, если дать им права и обязанности человека, то есть подчинить их требованию о восьмичасовом рабочем дне, о минимуме зарплаты, о членстве в профсоюзе и т.п. Скорее всего, это сделает робота менее выгодным для работодателя. Но даже и в этом случае он всё равно останется выгоднее человека, так как не болеет, не устает, не нарушает правила.
Можно попытаться занять людей в креативной экономике. Но искусственный интеллект может работать и там, к тому же людей, способных к настоящему творчеству, очень мало, а суррогат — он суррогат и есть. Эта полумера, может быть, и лучше остальных (неслучайно Запад идет сейчас именно этим путем), но в действительности она не спасает.
Остается один выход. Вспомнить опыт истории.
Когда-то умение читать и писать автоматически делало человека частью правящих элит (по крайней мере самого верха среднего класса). Потом пришло время всеобщей грамотности, и социальные лифты начали возить наверх людей с высшим образованием. Потом и их стало очень много, и в верхний слой стали кооптировать только особо образованных людей.
Исторический закон прост: каждый переворот в средствах производства ломает социальную пирамиду и выстраивает ее заново. Элитарные прежде знания становятся общедоступными, но одновременно формируется новое представление об элитарности.
В новом обществе элитой станут люди, которые будут уметь делать то, что роботы делать не умеют.
То есть смогут отличать важное от неважного, работающее от неработающего, пользу от блага, имманентное от трансцендентного и т.д. Через двадцать лет именно они станут новым, достаточно массовым средним слоем, людьми, допущенными к производительному труду в роботизированном мире, людьми, способными работать вместе с ИскИнами в человеко-машинных системах.
Но чтобы реализовать этот выход, нужно по-новому учить детей уже сегодня.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
