Политика — это концентрированная экономика, говорил Владимир Ленин. Спустя сто лет мы смогли посмотреть на ситуацию иначе. Нам есть с чем сравнивать экономические модели социализма («счастья для каждого») и капитализма («золотой жилы для избранных»), но мир, как всегда, оказался сложнее прописных истин революционеров и империалистов. Две несопоставимые модели расчистили место для нового, и в роли судьи выступил мировой кризис.
«Когда закончится кризис?»
Мне часто задают вопрос: «Когда закончится кризис?» Я всегда отвечаю — когда окружающий нас мир изменится настолько, что нынешние геополитические экономические ценности (борьба за природные ресурсы, контроль над важными проливами, морскими путями и т.д.) утратят свое значение. То есть он не закончится.
На этот счет мировыми элитами уже приняты определенные решения, которые будут проведены в жизнь, несмотря на связанные с этим неприемлемые риски.
Суть проблемы заключается в неадекватности экономической модели, обеспечивающей функционирование мировых рынков. В эпоху «до глобализации», когда миры-экономики были разнообразны, трудности одного или даже нескольких подобных миров компенсировались экспансией других. Но после распада СССР и включения в глобальный рынок Китая альтернативных экономик не осталось. Глобализация по своей природе мультиплицирует все. Кризисы — тоже.
Конец международного права и брендов
Глобальная экономика является экономикой рыночной, деривативной, кредитной.
Первое означает, что ее функционирование предполагает высокую транспортную связность мира.
Второе — отрыв стоимостей ценных бумаг от реальных активов. Уже давно стоимость брендов крупнейших мировых производителей во много раз превысила цену их реальных активов. Все воспринимают это как должное, отказываясь понимать, что в действительности бренды никакой потребительской стоимостью вообще не обладают и могут играть роль товара — то есть продаваться и покупаться — лишь в очень специфических условиях.
Да, современное международное право, неразрывно связанное с глобальной экономикой, эти особые условия охраняет, но ведь и оно не вечно. Строго формально, крах брендового экономического пузыря ничего в реальном мире не изменит: то, что на самом деле ничего и не стоило, потеряет искусственно созданную ценность. Но в глобальном мире такой крах приведет к разрушению всей деривативной «одежды» современной экономики. И король окажется голым.
Третье — кредитный характер мировой экономики — приводит к необходимости на каждом шаге развития расширять мировой рынок. Сейчас уже национальные рынки считаются недостаточно емкими.
Но Земля не беспредельна, околоземное космическое пространство экономически утилизировано, а дальний космос не обещает создать в ближайшей перспективе сколько-нибудь значительную рыночную нишу. Это ставит кредитную экономическую модель под угрозу. А другой модели у нас нет.
Глобальный мир
Конечно, что-то еще можно глобализировать. Африку, отдаленные районы Центральной Азии, Русский Север и Север Канады. Антарктиду, наверное. Но в глобализированной экономике с ее мультипликативностью растут все производные: каждый следующий шаг развития должен быть больше предыдущего и сделан быстрее. Так что все эти рынки или квазирынки закончатся гораздо быстрее, нежели рынок Советского Союза и Восточной Европы, которого хватило всего на одно поколение.
Нарастание рисков невозврата кредитов (а их неоткуда отдавать, поскольку рынки перестали расти) приводит к тому, что банки — там, где они это могут, — начинают повышать кредитный процент. Предприятия отказываются от таких кредитов, и начинает активно развиваться потребительское кредитование. Это развитие пятого технологического уклада — экономики потребления и сверхпотребления.
Современный мир производит огромное количество предметов потребления. Их еще можно продать, но уже невозможно использовать по назначению. Свалки растут, потребление растет, необходимость формальной экономии приводит к фантастической кооперации, когда в Сиэттле собирают «дримлайнер», 65% деталей которого сделаны за пределами США, в том числе в Италии и Японии.
Нерациональная экономика долго не живет
Первый звоночек прозвучал еще в 2001 году. Он был выражен в упадке инновационных секторов экономики (крах dotcom'ов). В 2008-м был второй, а после 2013 года в связи с политикой санкций можно говорить и о третьем, после которого вход в «зрительный зал», где будет демонстрироваться самый кассовый фильм ужасов всех времен и народов, запрещают.
Мировым элитам, лицам, принимающим решения, всё это понятно гораздо лучше, чем нам. Поэтому в течение 2008–2014 годов происходил отказ от политики «устойчивого развития». Теперь в моде «технологическая сингулярность»: быстрое развитие технологий позволит создать новые рынки «негеографического типа». Экспансия технологий — вместо пространственной экспансии.
При этом новые технологии должны, по крайней мере, повышать рациональность расходования ресурсов — то есть реальную, а не «монетарную» экономическую эффективность. Экономика, которая нерационально расходует ресурсы, долго не живет.
В руководстве России этот процесс также анализируется. И так как мы не можем находиться вне глобального процесса, наша версия развития, связанная с изменением государственной концепции сейчас, очевидно, находится в работе. Идет поиск и проработка будущих политических и экономических механизмов: России предстоит дать грамотный ответ перверсивным тенденциям глобальной экономики.
Автор — ученый-футуролог
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
