«Нам и в голову не приходило закрыть мастерскую Шевченко»
Петербургская академия художеств сохраняет студенческий обмен с Парижем, поддерживает учеников из Афганистана и не рассматривает возможности ликвидации мемориальной мастерской украинского поэта и художника Тараса Шевченко. Однако рассчитывать на скорое возобновление выставочной деятельности в Европе не приходится. Об этом и не только «Известиям» рассказал ректор академии, член Совета по культуре при президенте РФ Семен Михайловский.
«Меняется повестка, но разумные люди есть везде»
— Вы возглавляете старейший художественный вуз страны. Какова главная задача ректора в сложившейся ситуации?
— У нас учится около 2 тыс. студентов, и наша основная задача — обеспечить образовательный процесс. Хотя время сложное, и понятно, что военные действия, развернувшиеся у границ, касаются всех без исключения. Люди, связавшие жизнь с Академией художеств, должны ощущать заботу, внимание. Пусть пафосно звучит, но я представляю сегодняшнюю академию в библейском образе спасительного ковчега.
Санкт-Петербургская академия художеств имени Ильи Репина
— Как развиваются отношения с зарубежными академиями художеств?
— Мы многие годы потратили на построение отношений с европейскими академиями. Собирали лучших на Культурном форуме в Петербурге — это учебные заведения Рима, Флоренции, Неаполя, Антверпена, Копенгагена. Делали совместные выставки с итальянцами и немцами, с японцами. Студенты ощущали многообразие и открытость мира. Зарубежные коллеги приветствовали интеграцию. Сейчас об этом времени остались только приятные воспоминания. Меняется повестка, но разумные люди есть везде.
Вот Парижская академия художеств École des Beaux-Arts, может быть, самое престижное европейское учебное заведение в художественной сфере, подтвердила обмен студентами. Мы вообще ценим сотрудничество творческих вузов, для ребят это фантастическая возможность. А Римская академия художеств сообщила, что отношения завершаются. У нас был трехсторонний договор. Частный университет не отрекся, а государственная академия вильнула. Из Эстонской академии художеств пришло письмо — «ничего личного, вынуждены дистанцироваться».
— Может, обратить внимание на азиатские вузы?
— Мы сейчас инициируем расширение связей с художественными вузами Узбекистана и Азербайджана. Почему именно с ними? Во время Великой Отечественной войны наша академия была эвакуирована в Самарканд. Мы в долгу перед узбеками, хотим помочь талантливым ребятам, приобщаем их не только к русскому искусству, но в широком смысле к европейской культуре.
У нас есть хорошие перспективы делать проекты с Азербайджаном. Там и раньше был интерес, но не было инициативных людей. Сейчас такие люди появились. Благодаря энтузиастам мы собрали неплохую выставку дипломных работ для Минска. Она пройдет в музее и в художественном училище.
Ну и, конечно, в Китае у нас надежные партнеры. Это Центральная академия в Пекине, академии в Ханчжоу и Сычуане, других городах. На меня сильное впечатление произвела поездка в Южную Корею. Еще есть предложения из Бахрейна. Не стоит игнорировать Африку, где проводятся мастер-классы «Русских сезонов» с нашим участием. У нас были определенные перспективы с американскими университетами, но сейчас об этом невозможно даже думать, не то что говорить. Мир на самом деле очень большой.
— Как вам кажется, в тех европейских вузах, которые разорвали отношения с нами, инициатива этого шага исходила от них самих или от властей?
— Русофобия распространяется и в художественной среде. Возможно, Европейский союз дает какие-то установки. Справедливости ради надо сказать, некоторые искренне верят, что, поддерживая украинцев, надо давить россиян и никак иначе. Кто-то следует установкам ЕС, а кто-то набирается мужества самостоятельно мыслить.
«Любые карательные меры в отношении молодежи — опасная вещь»
— Сколько у вас иностранных учащихся?
— Четыреста с лишним — из общего числа в 2 тыс. Важный момент: после 24 февраля нас покинула только одна студентка из Латвии. Ко мне подходили учащиеся из Франции и Италии, сказали: «Несмотря на изменившийся мир, мы бы хотели здесь продолжать обучение». Есть у нас и ребята из Украины, шесть человек. Они подавлены, конечно. Было бы странно, если бы они не переживали происходящее на их родине.
В Академии художеств есть мемориальная мастерская Тараса Григорьевича Шевченко, которого на Украине считают великим художником. Она была создана в советское время, в рамках определенной идеологической программы. У нас нет мастерской Брюллова, но есть мастерская Шевченко. Но нам и в голову не приходило ее закрыть или преобразовать. Она по сей день существует в стенах нашего вуза.
— Из каких еще стран у вас есть студенты?
— Из разных стран и разных континентов. Из Китая и Кореи, из Эфиопии и Афганистана... да со всего мира! В общей сложности более чем из 40 стран. Что касается Запада, мы всегда были рады европейцам, потому что ценим их вклад в создание Академии художеств, ведь первыми профессорами у нас были французы. Величественное здание академии спроектировал Валлен-Деламот.
— Как складываются отношения между студентами из разных стран?
— Исключительно хорошо. В начале февраля мы сделали перерыв на неделю, потому что в Петербурге была не очень хорошая статистика по ковиду, и организовали для иностранных студентов пленэр в Карелии. И нас поразило, насколько хорошо они там контактировали, насколько свободно общались!
У нас есть студент из Эфиопии, он учится в церковно-исторической мастерской. И вот представьте: эфиопский парень пробирался с этюдником через сугробы!
Еще там работал студент из Афганистана. У него поразительная история. Когда к власти пришли талибы (движение запрещено в РФ. — «Известия»), имеющие определенные представления об изобразительном искусстве, он закопал свои картины и решил бежать в Россию. Я обращался в Министерство науки и высшего образования, в посольство в Кабуле, никто не поддержал. Тогда мы ему сказали: «Мы ждем тебя, преодолеешь границы — спасем».
У этого парня сильный характер. Он из Афганистана перебрался в Иран, из Тегерана на самолете прилетел в Доху, оттуда — в Москву. Какой-то добрый человек по имени Игорь купил ему билет в Петербург. Он приехал на Московский вокзал, оттуда на Васильевский остров, зашел в кафе и обнаружил в нем человека, который говорит на фарси. Тот его накормил, и утром афганский студент пришел в Академию художеств. Он у нас учится сейчас, мы его обеспечиваем всем необходимым. Получается, что он обрел новый дом. Вот это сейчас ценно: помочь человеку, попавшему в беду.
— Недавно был скандал — якобы вы грозили исключением студентам, которые участвуют в протестных акциях.
— В одном телеграм-канале какие-то представители вроде бы украинского павильона на Венецианской биеннале написали, что я угрожаю студентам исключением. Я действительно предупреждаю студентов об ответственности за нарушение общественного порядка. Но мы не можем запрещать разные взгляды, особенно творческих людей. Любые карательные меры в отношении молодежи — опасная вещь. Люди ведь чувствительные, искренне переживающие происходящее. Мы не обсуждаем их исключение. Считаю, что нужно больше общаться со студентами, разговаривать.
«Я не заяц, чтобы бегать. Останусь в России до конца»
— Вы не только ректор, но и известный куратор. Как сказалась на вашей выставочной деятельности текущая ситуация и какой у вас прогноз? Когда художественная жизнь вернется в прежнюю колею?
— У меня были проекты, которые хотелось реализовать в Европе. Понятно, что всё это откладывается, и надолго. Мы должны понять, что сейчас будет сложный период, вернуть всё на круги своя удастся очень нескоро. Думать, что нас снова примут в объятья через год или два, — это иллюзии. Но я в недоумении, что выдающиеся музыканты должны бить земные поклоны, отрекаться от страны. У русских людей есть чувство собственного достоинства, как и у всякого народа. Когда деятелям культуры подсовывают на подпись покаянные письма — это как? Что это за форма такая?
— Вы ожидали, что спецоперация скажется на культурной среде именно так? Понятно, что и раньше были санкции — более серьезные, менее серьезные, но культурная жизнь продолжалась, совместные и обменные выставки шли, наши артисты выступали у них, а их — у нас.
— Я не ожидал. Понимал, что случившееся вызовет долгосрочные последствия. Сейчас мы наблюдаем изменение мирового порядка. И странно было бы, если бы это не отразилось на культуре. Но когда на этой почве возникает русофобия и россияне лишаются права поступить в европейские вузы, а то и вовсе их оттуда исключают... это кажется просто безумством, истерикой. Если вы хотите выяснить отношения с олигархами, выясняйте. Но почему молодые ребята должны от чего-то, от кого-то отречься?
Раньше многие художники, архитекторы приезжали сюда и работали — не только ради интереса, но и из меркантильных соображений. Россия, как и Китай, и Ближний Восток, считалась благодатным местом с реальными возможностями. Только что, еще вчера, с этими русскими олигархами дружили за деньги, и всё было хорошо.
— Эта истерика будет усиливаться?
— Кто-то, конечно, будет подогревать ситуацию, манипулировать, но бесконечно такое продолжаться не может. Не думайте, что на Западе у всех агрессивная позиция. Многие люди если не поддерживают, то демонстрируют личную симпатию к русским, к русской культуре. Поверьте, что везде есть люди, понимающие сложность происходящего.
— А вы сами не боитесь за свою карьеру куратора?
— Я руковожу вузом, моя позиция — быть рядом с коллегами, преподавателями и студентами в трудную минуту, подчас утешать. Ведь у некоторых там, в районе боевых действий, живут родители, родственники. Что касается кураторства — ну не будет каких-то зарубежных выставок, не беда. Я не заяц, чтобы бегать. Останусь в России до конца.
Семен Михайловский окончил Санкт-Петербургский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина (ныне — Санкт-Петербургская академия художеств) по специальности «искусствоведение» и аспирантуру архитектурного факультета. С 2002 года — проректор по внешним связям, с 2010-го — ректор этого вуза.
