«Любые кризисы рано или поздно заканчиваются переговорами»
Россия не намерена выходить из Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Об этом в интервью «Известиям» заявил постоянный представитель РФ при ОБСЕ Александр Лукашевич. В ходе беседы он также рассказал, чем объясняется глобальное осуждение российской операции на Украине и почему диалог по гарантиям безопасности продлился всего несколько месяцев.
«Мы будем последовательно отстаивать российские национальные интересы в ОБСЕ»
— На прошлой неделе Совет Европы исключил Россию из своего состава. Насколько реален аналогичный сценарий в ОБСЕ?
— Недружественные России государства Евросоюза и НАТО, злоупотребив своим абсолютным большинством в Комитете министров Совета Европы, по сути, разрушили сам совет, одну из старейших общеевропейских структур. Ее превращение в бесконтрольный инструмент антироссийской политики вынудило Россию попрощаться с этой организацией.
К сожалению, в ОБСЕ мы фиксируем схожие тенденции: проявление двойных стандартов, диалог как заложник возрастающих эмоций и внешнеполитической конъюнктуры, нежелание искать компромиссы, почти полная профессиональная деградация многих западных представителей.
Принципиальное же отличие ОБСЕ от Совета Европы в том, что у нас все решения принимаются консенсусом. В Хартии европейской безопасности, принятой в 1999 году на Стамбульском саммите, зафиксировано, что страны будут закреплять этот принцип работы. Но зачастую многих западников, у которых не получается продавливать те или иные инициативы, это очень злит. Хочу сказать, что попытки пересмотреть этот принцип чреваты тотальной разбалансировкой работы ОБСЕ. По сути, это будет означать смерть ОБСЕ. Последствия этого сейчас просчитать очень сложно. В любом случае укреплению мира и стабильности это способствовать явно не будет.
— Российские представители неоднократно говорили, что практической пользы от ОБСЕ нет, — виной тому расплывчатый мандат и слишком широкий спектр ее компетенций. Зачем в таком случае ее представители до сих пор находятся в организации? Нет ли у России намерения самостоятельно из нее выйти?
— ОБСЕ по смыслу главы VIII Устава ООН не является региональной организацией в международно-правовом смысле этого слова. Это по-прежнему совещание, которое не обладает международной правосубъектностью — у него нет учредительного документа, который бы прописывал, в частности, правила приема новых членов или выхода и нормы работы институтов и полевых присутствий. Россия с середины 1990-х годов, сразу после переформатирования совещания в организацию, ставила вопрос о том, чтобы закрепить ее новый статус в уставных положениях.
Главным противником этой идеи были США — им нравилось, что ОБСЕ это, как они говорили, гибкий инструмент, который позволяет сохранять определенную двусмысленность, когда каждое решение можно трактовать по-своему. Решения эти не носят юридически обязательного характера — это политические декларации, которые ставят практические задачи.
Россия всегда на любых многосторонних площадках исходила и исходит из того, что любые кризисы рано или поздно заканчиваются переговорами. За периодом обострения следует понимание, что необходимо так или иначе договариваться. ОБСЕ как площадка такую возможность дает. История пестрит примерами, когда, несмотря на глубочайшие разногласия, дипломаты продолжали вести профессиональный диалог. Мы пытаемся подводить к этому пониманию и в ОБСЕ.
Легче всего поддаться эмоциональному порыву и в одночасье всё разрушить. К этому, кстати, нас подталкивают очень многие западные представители — они реализуют установку на максимальную изоляцию нашей страны. Я лично думаю, что этим планам не суждено сбыться. Мы будем последовательно отстаивать российские национальные интересы в ОБСЕ; всегда готовы к честному и профессиональному диалогу без эмоций и политиканства.
«Об антироссийском консенсусе здесь говорить нельзя»
— На своем недавнем брифинге вы сказали, что реакция на российские действия «очень резкая, агрессивная, злобная». Эта реакция вас удивила?
— Я видел многое на венской площадке, но такого, честно говоря, мне видеть здесь не доводилось даже в самые критические периоды ОБСЕ. Даже во время бомбежек НАТО Югославии при всем трагизме ситуации диалог продолжался, и, несмотря на тяжесть тогдашних событий, государства всё же нашли в себе силы для того, чтобы провести в 1999 году саммит в Стамбуле и подписать очень важные документы.
После 24 февраля обстановка очень сильно изменилась. Здесь у нас проходит один из самых «горячих внешнеполитических фронтов». Градус истерии западных представителей просто зашкаливает.
Но подчеркну: об антироссийском консенсусе здесь говорить нельзя. Около десятка стран последовательно отказываются встраиваться в эту русофобскую вакханалию. Откровенно скажу, что предельно жестко идут дискуссии в постоянном совете. Очень сожалею, что представители «западного лагеря» и присоединившиеся к ним страны — даже европейские «малыши» типа Сан-Марино, Монако, Андорры — вышли за рамки чисто профессиональной этики.
Звучат неприкрытые оскорбления в адрес России и ее руководства. Основы для разговора по существу ноль. Последней модой стали попытки сравнивать нашу страну с Третьим рейхом, а ее руководство с нацистскими военными преступниками. Это уже абсолютно недопустимо — за такое мы сразу и очень больно бьем по рукам. Продолжаем разоблачать однобокие западные оценки кризиса на Украине.
Перегретая внешняя атмосфера вокруг нашего постпредства во многом компенсируется — и я это с гордостью говорю — очень слаженной, дружной и профессиональной работой всего нашего коллектива. Мы последовательно отстаиваем именно дипломатические усилия для разрешения существующих противоречий.
Но дело в том, что как до 24 февраля, так и после многие страны ОБСЕ просто не хотели слушать Россию, хотя формально все каналы для диалога остаются открытыми до сих пор. У них проявляется ставшая популярной на Западе «концепция отмены» — cancelconcept. То есть не замечать, не слушать, игнорировать. Они пытаются наложить на нас коллективную ответственность за то, что мы якобы мешаем жить нашим соседям. Они предлагают нам каяться, смиренно выполнять то, что в менторском тоне порекомендует «коллективный Запад».
— Если выходить за пределы Европы, становится понятно, что действия Москвы не нашли отклика у большинства стран мира. Это показало голосование в Генеральной ассамблее ООН по резолюции с осуждением действий России на Украине — документ поддержала 141 страна, воздержались 35 стран, против высказались пять, включая Россию. Как вы объясняете и воспринимаете такое глобальное осуждение российских действий?
— Я думаю, что наш постпред при ООН господин [Василий] Небензя очень хорошо показал рецепт, которым пользуются западные страны. Они действуют не убеждая, но шантажируя государства в пользу голосования за резолюцию по их лекалам. Шантаж превращается в откровенное давление: либо голосуйте, либо мы принимаем в отношении вас рестриктивные экономические меры. Это совершенно неприемлемо, но так уж устроен «коллективный Запад».
Постоянный представитель РФ при ООН Василий Небензя
Россия совершенно по-другому относится к своим союзникам и партнерам. Методом убеждения мы старательно приводим конкретные аргументы и не давим — осознание неправоты «коллективного Запада» должно приходить само.
Что касается нашей венской площадки, то я уже сказал, что не все здесь встраиваются в западную русофобскую риторику. Конечно, им сложно — в силу евроатлантической дисциплины только единицы робко, да и то в кулуарах, говорят, что Россия на самом деле права. И мы очень благодарны нашим белорусским союзникам, которые громко в микрофон обличают подобные методы Запада.
С нами пытаются разговаривать от имени группы государств, которые входят в НАТО, или высказываются от имени Евросоюза, но не в национальном качестве. Правила процедуры нашей организации гласят, что все страны участвуют в ОБСЕ в качестве суверенных и независимых государств в условиях полного равенства. Но если вы посмотрите, суверенности уже практически не осталось — всё это зачищено евроатлантическим катком.
Я отношусь к этому предельно критически. Россия будет на всех многосторонних площадках доказывать свою правоту всеми удобными средствами.
После 24 февраля представители Запада показывают свою слабость и неготовность к серьезному вдумчивому диалогу с Россией. Эмоции — это очень плохой советчик. Как можно работать в условиях, когда тебя не хотят слушать? Очень часто в последние недели «коллективный Запад» толпой выходил из зала, что невозможно представить на других международных площадках.
Есть, конечно, государства, которые продолжают работать, несмотря на такие театрализованные шоу. Помимо Белоруссии, это наши партнеры и союзники из Закавказья, Средней Азии, ряд европейских государств. И мы очень ценим такую готовность к работе в ОБСЕ даже в самых сложных обстоятельствах.
Также хотел бы рассказать о том, как работает Польша на посту действующего председателя ОБСЕ. Польский представитель [глава МИД Збигнев Рау] приезжал в Москву в середине февраля, с ним прошли конструктивные переговоры — он многое понял из того, что говорил министр [Сергей] Лавров. После 24 февраля всё кардинально изменилось. Действия польских представителей нас категорически не устраивают: они проявили себя крайне ангажировано. Если послушать господина Рау, то можно сделать вывод, что это отнюдь не «честное брокерство». Польское председательство злоупотребляет своими полномочиями, продвигая западные подходы.
«Нам не оставили других опций»
— Российской операции предшествовали переговоры РФ с США и НАТО по гарантиям безопасности. По факту они свелись к обмену несколькими письмами, после которого Москва заявила о недоговороспособности Брюсселя и Вашингтона. Дипломатический опыт доказывает, что Россия может долго и терпеливо вести переговоры по принципиальным для нее вопросам: например, по Договору о СНВ она регулярно общалась с США, хотя там речь шла о такой элементарной вещи, как продление документа на пять лет. В ситуации с гарантиями речь же шла о фундаментальном пересмотре общеевропейской системы безопасности. Почему Москва так быстро свернула этот диалог?
— Но свернули-то не мы. Мы, я думаю, взяли паузу. Когда созреют условия, наверно, мы в определенной степени могли бы вернуться к этому.
В системе наших предложений по гарантиям безопасности мы не задействовали площадку ОБСЕ. Мы убеждены, что эта площадка никаких юридических гарантий дать не может. Политически ангажированный дискуссионный клуб, который представляет собой наша организация в нынешнем виде, конечно, не способен вести конкретные переговоры по гарантиям безопасности РФ.
Мы вышли именно на те силы, которые определяют порядок вещей в Евроатлантике. Это прежде всего США и страны НАТО. Стремление России получить гарантии на наших западных рубежах сразу натолкнулось на попытки максимально затянуть этот процесс, создав видимость готовности переговоров. Мы видели, по сути, отписки генерального секретаря альянса, хотя обращались не к нему, а к отдельным государствам. От США было что-то более-менее адекватное, хотя и второстепенного свойства. Но, по сути, западные страны, действительно проявили недоговороспособность и отказали России в формировании международно-правовой системы безопасности в Евроатлантике.
Разговор изначально не получался, потому что к такого рода диалогу западные представители не были готовы. И это показали их ответы. Это их выбор, и он не оставил нам других вариантов, кроме тех, что были сформулированы, — а именно шаги военно-технического характера, о которых мы неоднократно предупреждали. Нам не оставили других опций, кроме как применение силовых методов в отношении Украины, которую превращали в полигон НАТО в подбрюшье России.
В политических документах ОБСЕ зафиксирован принцип неделимой безопасности. Но нам нужны не политические заявления — мы их слышали в 1990-е, однако, как видите, НАТО продолжило расширяться, по сути, отказав России в ее праве на безопасность. Именно поэтому нам нужны юридически оформленные, подписанные и утвержденные в парламентах гарантии.
Продолжение переговоров по этой теме с учетом кардинально изменившейся ситуации вряд ли возможно. Об этом прямо говорил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. Другое дело, что время согласования новых параметров бесконфликтного сосуществования в Евроатлантике рано или поздно наступит. Как и когда это произойдет, сейчас, конечно, сказать сложно.
— Вы упомянули принцип неделимой безопасности, сказали, что Россию вынудили на нынешние шаги. В своих посланиях и публичных выступлениях по гарантиям российские представители регулярно делали акцент на той части этого принципа, которая гласит: страны не могут укреплять свою безопасность за счет безопасности других государств. Российская военная операция укладывается в этот принцип?
— Я сам участвовал в подготовке Хартии европейской безопасности и помню, что фиксация этого принципа наталкивалась на очень серьезное сопротивление. И тем не менее все государства подписались под этим принципом, положенным на бумагу. Да, страны могут выбирать, в какие альянсы им вступать, но эта свобода должна учитывать конкретные озабоченности других государств.
Что делало НАТО? По сути, растоптав этот принцип, начало формировать свои горизонты военного влияния на ситуацию в Европе. Дошло и до Украины — она становилась плацдармом для отработки сценариев возможного нападения на Россию. В концептуальных документах альянса прописано, что РФ для него — это главная стратегическая угроза. Понятно, какими последствиями для нашей страны могли бы обернуться действия НАТО из российского подбрюшья.
Наши предложения были направлены на то, чтобы не допустить подобные сценарии. Но в итоге после отказа «коллективного Запада» мы стали действовать уже иными способами. Я бы назвал это специальной военной операцией ради достижения мира на Украине. Она включает демилитаризацию — создание гарантий ненападения на российскую территорию и денацификацию, которая подразумевает борьбу с реабилитацией и пропагандой нацизма, которые сейчас активно осуществляются на Украине.
