«Я всё равно хочу вернуться»
С подписания трехстороннего соглашения лидеров России, Азербайджана и Армении, по которому семь районов из «зоны безопасности» Нагорного Карабаха перешли под контроль Баку, прошло полгода. «Известия» побывали в южном Физулинском районе — там в октябре 2020-го шли самые ожесточенные бои за прилегающие высоты. И хотя планы на Физули у властей Азербайджана грандиозные (здесь планируют построить международный аэропорт), пока город представляет собой просто остатки каменных стен посреди леса. Практически весь район заминирован, потому как, убедился корреспондент «Известий», военный патруль запрещает сходить с дороги даже на обочину.
Ни шагу с дороги — мины
Физули расположен на юге Азербайджана, в пяти часах езды от Баку. Дорога к городу — вернее, к тому, что от него осталось за две карабахские войны — идет вдоль границы с Ираном. Периодически телефон подключается к сотовому оператору Irancell, но на большей части «освобожденных районов» ловят его азербайджанские аналоги.
И это первое, что бросается в глаза: с подписания ноябрьского трехстороннего соглашения прошло всего шесть месяцев, но на всех этих территориях уже есть хороший мобильный сигнал. Вдоль дороги стоят новые линии ЛЭП и вышки сотовой связи — первым делом после присоединения семи районов к основной части Азербайджана власти страны начали активную электрификацию и цифровизацию территорий.
Главное правило при въезде в эти районы — ни шагу с дороги. Вдоль обочин с обеих сторон красные треугольники с черепами — предупреждение, что территория заминирована. Через каждые 10 м таблички Mina ve sursatlardan korunun — «Остерегайтесь мин и взрывчатых веществ».
За последние полгода на этой дороге подорвались свыше 50 гражданских лиц. Последний случай был совсем недавно — в конце апреля семья из трех человек погибла при попытке доехать до захоронений предков. 27 апреля на мине подорвалась машина российских миротворцев, сейчас их жизнь в безопасности. Для обычных азербайджанцев въезд в «освобожденные районы» без уважительной причины закрыт.
— Азербайджан предлагает Армении предоставить нам карту минных полей и таким образом ускорить восстановление мирной жизни на этой территории. Но Ереван не предоставляет, потому мы всё разминируем своими силами и при помощи наших партнеров, — пояснили «Известиям» в МИД Азербайджана.
Директор ереванского Института Кавказа Александр Искандарян в беседе с «Известиями» отметил, что вопрос минных полей, равно как и «вопрос армянских военнопленных, удерживаемых в Азербайджане», затрагивается на каждой трехсторонней встрече представителей Баку, Еревана и Москвы.
— Но я не думаю, что вопрос стоит так: обмен карт на военнопленных. По крайней мере, со стороны Азербайджана такого предложения не поступало. Но это вполне может быть предметом дальнейших соглашений, — полагает эксперт.
Деревья в стенах
На КПП в сторону Физули скопление строительной техники — «Татры», груженые щебнем, ждут своей очереди на пересечение границы, с ноября прошлого года ставшей для Азербайджана условной. Мы едем по ухабистой «новой» дороге, которая раньше — до ноября — кончалась тупиком.
«Не останавливайтесь до следующего военного пункта», — наставляет нас военный на первом КПП. Но мы останавливаемся, чтобы сфотографировать минные поля — и в соответствии с первым главным правилом не выходим на обочину, чтобы не подорваться. Подтверждая наши опасения, в 50–60 м от нас ходят саперы в голубой форме с прозрачными забралами.
Слева и справа мелькают ржавые противотанковые ежи, старые обугленные столбы ЛЭП с оборванными проводами. В окне видим обугленный остов танка. Наш провожатый — политолог Ниджат Гаджиев — уточняет, что и ежи, и танк — это армянская военная техника, оставшаяся на поле боя.
Спустя 40 минут езды по этой ухабистой «новой» дороге автобус замедляет ход. «Перед вами центр города Физули», — обращается к журналистам гид. Но вокруг только несколько каменных стен, сквозь которые буйно проросли туи и каштаны.
В Физули до первой карабахской войны проживало свыше 17 тыс. человек. В период 1989–1993 годов из города ушло практически всё население. Последние 30 лет здесь никто не жил.
— На освобождение города у азербайджанской армии ушло 17 дней, здесь в октябре шли самые жесткие сражения. Все высоты были у армянской стороны, поэтому продвижение азербайджанской армии усложнялось. Мы взяли Джабраил раньше, чем Физули, — рассказывает Ниджат Гаджиев.
Очередной КПП на развилке. Здесь последние 30 лет была заправочная станция, в холле остался кофейный вендинг, правда, уже нерабочий. Молодые парни в военной форме, на вид не старше 22–24 лет, чешут собаку за ухом.
— Здесь остался виногонный завод, который построили армяне. Он практически не пострадал во время войны, внутри даже сохранилось вино. Виноград для него собирали тут же, — оглядывая окрестные поля, рассказывал «Известиям» один из военных.
Через Физули — десяток каменных стен среди леса — в ближайшее время пройдет восьмиполосная трасса, связывающая основную часть Азербайджана с Гадрутом и Шушей. В перспективе Баку планирует объединить эту дорогу с так называемым Зангезурским коридором — международной дорогой из Азербайджана в Нахичеванский анклав через Сюникскую область Армении.
Помимо этого, в Физули, согласно январскому поручению азербайджанского президента Ильхама Алиева, построят международный аэропорт. Он станет одним из трех аэровокзалов в «освобожденных районах» — еще два построят в Зангиланском и Лачинском районах. Фундамент взлетно-посадочной полосы в Зангилане президент заложил 26 апреля. Физулинский аэропорт планируют сдать в эксплуатацию уже в сентябре этого года.
Как не хотеть туда вернуться?
Севинч родилась в Физули в 1973 году. Она училась на втором курсе, когда город перешел под контроль армянских военных и вошел в так называемую зону безопасности непризнанной Нагорно-Карабахской республики. Последние 28 лет она живет в статусе временной переселенки — для лиц из семи районов не применяют термин «беженец», поскольку он относится к тем, кто выезжает из другой страны.
— С Физули для меня связано очень много. Мы занимались в основном виноградниками. У нас в саду грецкий орех рос — 70 см в обхвате было дерево. В саду два рядка — белый виноград, черный виноград. Винный завод у нас тоже был, — вспоминает собеседница «Известий». — А в чем мы провинились? В 1993 году мне было 20 лет. Мой день рождения — 24 августа, и вдруг 23-го числа… Вы бы видели: в небе град с таким... здесь словами не выразить. Мы чудом спаслись, у папы была машина, мы уехали. В детстве я смотрела фильм «Его можно простить?», там персонаж в пионерлагере играет на гармошке, как вдруг Великая Отечественная начинается. Каждый раз, когда идет этот фильм, я плачу. И дети мои спрашивают: «Мама, что у тебя так сердце сжимается?»
После вынужденного отъезда из Физули Севинч с семьей поселились на окраине Баку — заняли недостроенный дом, предназначавшийся под общежитие.
— Выбрали комнату без окон, никакой штукатурки — голый бетон. И там долго жили, постепенно встали на ноги, сделали ремонт. Нам по программе помощи выделили большую трехкомнатную квартиру, мы живем хорошо, — уточнила собеседница «Известий». — Но я всё равно хочу вернуться в Физули. Мама мечтала вернуться, но не дожила. Да, я знаю, что от города ничего не осталось. Но хотя бы просто подышать его воздухом, воздухом моей юности. Я готова оставить свою благоустроенную квартиру и переехать туда, домой. Чем я буду там заниматься? Я преподавательница русского языка, буду преподавать. Понимаете, это наш дом, как не хотеть туда вернуться?
Услышав, что я поеду в Физули (мы беседовали еще до поездки), Севинч мечтательно улыбается: «Скоро, скоро я тоже туда поеду, передавайте от меня привет моему дому, я скоро буду».