Каннский фестиваль возрождает публицистическое кино
В конце недели неожиданно стало ясно, насколько сократилась аудитория Каннского фестиваля. Для неспециалиста и стороннего наблюдателя всё вроде бы осталось без изменений: очереди в залы стоят, звезды и толпы зевак — на месте, гламур и официоз царствуют по-прежнему. Симптомы опустошения заметны только завсегдатаям.
В любимые французскими кинематографистами рестораны и места отдыха можно попасть без предварительной записи, а служба протокола предлагает по два билета на вечерние сеансы даже не очень именитым журналистам. Стенды кинорынка и павильоны Международной деревни, которые обычно пустеют только к концу фестиваля, на эти выходные, когда обычно происходит массовое нашествие французов и близлежащих европейцев, не подавали признаков переполненности, как и излюбленные бары. Вечеринок не меньше, чем обычно, но попадать на них стало проще.
Обсуждения такой ситуации на набережной Круазетт вертятся вокруг привычных мотивов: Дональд Трамп, Brexit, двусмысленные результаты французских выборов, угроза терроризма. Секьюрити и повсеместный неоднократный контроль только усугубляют ситуацию. Очереди в залы растут не потому, что людей стало больше, а потому, что контроль теперь занимает не секунды, а минуты, если не часы.
Так, например, в зале, где мы должны были смотреть конкурсную картину Мишеля Хазанавичуса «Опасный» о романе Жана-Люка Годара и актрисы Анны Вяземской во второй половине 1960-х годов, всех эвакуировали, поскольку проверяли, видимо, какую-то сумку, в которой заподозрили взрывчатку. К счастью, ее не оказалось, но сеанс начался с опозданием на 45 минут.
Нервозность ощущается постоянно. Киноиндустрия видит растущую угрозу со стороны компаний-стримеров, пиратства и интернета. Фильмов при этом становится всё больше, и их разнообразие и качество не падают, а растут, невзирая на ощущение стагнации в коммерческом кинорепертуаре. Но это обеспечивает осмысленность фестивального движения. Столкновения мнений и дискуссии становятся всё более острыми и плодотворными.
Кроме того, на глазах возрождается проблемное публицистическое кино. С одной стороны, это фильм пресловутого «Нетфликса» «Окча» — работа корейского режиссера Бона Чжун-хо, обличающая транснациональную корпорацию, которая создает новою породу гигантских свиней. Драма маленькой кореянки, вырастившей одно из этих чудесных созданий, придает гротесковой сказке человечность и эмоциональную убедительность.
Интересна реакция зрителей премьерного показа. Как только в титрах появился «Нетфликс», в партере засвистели, а на галерке зааплодировали. Потом зал забушевал, потому что картину показывали на гигантском экране не в том формате, в котором следовало. Ошибку исправили и просмотр завершился общей овацией — зрители забыли о «Нетфликсе», вместе радуясь спасению Окчи и вытолкнутого из загона поросенка.
А рядом — почти телевизионная публицистика французского фильма «120 ударов в минуту». В его основе история деятельности общественного объединения, требующего (еще во времена президента Миттерана) государственного лечения СПИДа. Личный сюжет — любовная история двух активистов и смерть одного из них от роковой болезни — служит лишь эмоциональным подкреплением почти документальной реконструкции.
Венгр Корнель Мундруцо в фильме «Луна Юпитера» предлагает мистическую трактовку религиозного пути спасения человечества: убитый полицейским герой воскресает и обретает способность летать, становясь ангелом для защищающего его хирурга, который, в свою очередь, пытается искупить вину за гибель пациента на операционном столе.
Может показаться, что «120 минут» — это вообще не искусство, «Окча» — детская нравоучительная сказка, а «Луна Юпитера» — сказка с экшеном для взрослых… Не более того. Фильмы объединяет предельное упрощение смыслового посыла, неожиданное для традиционно интеллектуального и эстетского фестиваля. Будет ли эта тенденция продолжена в других картинах конкурсной программы? Скоро узнаем.
