Чехов и квартирный вопрос
Премьера «Иванова» в Театре Наций стала историческим событием. В буквальном смысле. Впервые пьеса Чехова была дана в Театре Корша, в том же здании, где ныне располагается театр под руководством Евгения Миронова. Но в отличие от былой постановки, закончившейся, по словам Чехова, «аплодисменто-шиканьем», нынешний спектакль встретили овацией. И это справедливо.
В ноябре 1887 года на сцену вышли герои — современники Чехова. В декабре 2016-го режиссер Тимофей Кулябин вывел на сцену своих современников. Оригинальный текст сократили и модернизировали. Господские дома и усадьбы упразднили. Вместо них фигурируют квартира, дача и городской дворец бракосочетаний с маршем Мендельсона.
Иванов (Евгений Миронов) из помещика превратился в представителя малого бизнеса и должен своей кредиторше не 9 тыс., а 900. Сарра (Чулпан Хаматова) страдает не чахоткой, ныне излечимой, а онкологией. По радио звучит передача про Николая Баскова. В программу застольного музицирования входят «Миллион алых роз» и «Огней так много золотых на улицах Саратова». Именинница Саша (Елизавета Боярская) выслушивает назидательное стихотворение Эдуарда Асадова и получает в подарок электрический фонтан.
Отчасти жаль, что сценограф Олег Головко лишился возможности создать аутентичный чеховский интерьер, а актеры — показать умение носить сюртуки и турнюры. В то же время приятно, что бытовой реализм, любимый Антоном Павловичем, в современном «Иванове» всячески культивируется. На персонажах одежда, купленная в обыкновенных магазинах, мебель и аксессуары один в один повторяют убранство среднестатистических квартир и офисов, а «четвертая стена», гарантирующая актеру отстраненность от зрителей, всегда на месте. Манера игры по большей части настолько интимна, что порой ловишь себя на подглядывании в замочную скважину.
Текст Чехова идеально ложится на современные реалии: люди — не интерьеры, с годами не меняются. Почти детское удивление — ну надо же: когда написано, а так верно! — гарантировано на протяжении всех трех часов действия. Но главное достоинство этого неординарного спектакля даже не блистательный актерский состав во главе с Мироновым, а внятно расставленные режиссерские акценты. Чехов-драматург, как известно, ставил вопросы, но ответы каждый постановщик ищет свои: благо чеховские тексты, где тайных смыслов больше, чем явных, — идеальное поле для поисков.
В случае с «Ивановым» главный смысл — заглавный герой. Кого написал 27-летний Чехов? Мерзавца, отравляющего смертельно больной жене ее последние дни? Циника, треплющего нервы влюбленной в него девушке? Совестливого человека, изнемогающего от царящего вокруг обмана и пошлости? Психопата, нуждающегося во врачебной помощи?
Понятно, что Иванов в зависимости от обстоятельств побывал во всех упомянутых позициях, но одно дело литература, а другое — спектакль, где нужна четкая режиссерская установка. Ее расплывчатость исказила многие амбициозные интерпретации, однако в данном случае режиссер хорошо знает, чего хочет. В его трактовке Николай Алексеевич Иванов — однозначно хороший человек, которого погубило отсутствие личного пространства: как в физическом, так и метафорическом смыслах. Испортил, так сказать, квартирный вопрос в глобальном варианте.
С тесной квартирке Иванова постоянно толкутся домочадцы. Зашел на кухню — там жена, вышел в прихожую — там дядя, сбежал на балкон, а тут бизнес-партнер Боркин пожаловал. В офисе — тот же проходной двор плюс пьянка. Дернулся в курилку — доктор явился. Ни уединиться, ни почитать, ни подумать. Даже поцеловать любимую девушку нельзя: на дачке Лебедевых тоже никуда не скроешься. К тому же каждый встречный претензиями, воспоминаниями, признаниями норовит нарушить privacy героя. Что ему остается? Путано, нудно, длинно объяснять (иначе не отстанут), что устал. Объяснять раз, второй, третий… И умереть наконец — в назидание другим уставшим.
В финале спектакля укатывается со сцены галдящая толпа, оставляя в одиночестве сидящего в кресле уже безжизненного героя. С гулким звуком выстрела ударяется об пол выпавший из его руки бокал и опускается с колосников планшет с вырезанным — два метра на полтора — прямоугольником. Такая вот импровизированная могила. Законное личное пространство Иванова, на которое уже никто не сможет посягнуть.
Значит ли это, что смерть — единственное решение квартирного вопроса? Вовсе нет. В постановке имеются и позитивные примеры. И в первую очередь давний друг Иванова — Лебедев (Игорь Гордин). Предусмотрителен — на черный день у него отложено. Не скуп — другу без колебаний одолжит. Легок характером — жену Зюзюшку терпит как неизбежное зло. О грядущем «околеванце» рассуждает весело. Заест среда — хорошенько выпьет. Ну а в сумме получается самый обаятельный персонаж спектакля. Потому как оптимизм и здоровый пофигизм — залог долгой и счастливой жизни в любых квартирных условиях.
