Спустя девять с лишним лет после кончины А.В. Литвиненко, отравленного в Лондоне полонием-210, британские власти возобновили расследование. Так что картина деятельности британской юстиции получается зубчатая. Все косвенные улики (прямых не имелось с самого начала и не было обнаружено вплоть до сего дня), могущие указывать на причастность властей РФ к этому делу, были извлечены еще в 2006 году и особенно неопровержимыми не показались.
В 2007 году британские власти потребовали выдать им предполагаемого убийцу А.В. Лугового, Смоленская площадь тогда же ответила Форин-офису, что Основной закон РФ запрещает выдавать российских граждан. После этого история постепенно пошла на спад. Взять Москву нахрапом не удалось, а материалов для правильного и неопровержимого процесса явно не хватало. Тем более что наряду с гипотезой о виновности спецслужб РФ имела место как минимум не менее убедительная гипотеза. Обычай принимать у себя беглых авантюристов со всего мира (вероятно, в надежде, что при случае сгодятся) приводит к тому, что Лондон оказывается гадюшником, где в большом количестве кишат двойные, тройные, четверные etc. агенты с крайне непростым прошлым, настоящим и будущим.
Покойный Литвиненко, например, начав еще в России работать на ФСБ (или представляясь сотрудником ФСБ), далее работал на МИ-6, на Б.А. Березовского, на Л.Б. Невзлина и еще на международных воров из Испании. Поскольку в этих средах конфликты решаются не путем общепринятых судебных процедур, но по принципу «Закон — тайга, медведь — прокурор», вероятность быть отправленным на тот свет при неясных обстоятельствах возрастает очень сильно. Причем в установлении истины мало кто заинтересован. Те, кто отправили Литвиненко в лучший мир, и так знают, а прочим знать необязательно.
Поэтому в полном виде выводы публичного расследования должны выглядеть так: probably, ФСБ, probably, МИ-6, probably, Березовский, probably, Невзлин, probably, какие-то испанские доны, а по правде сам черт не поймет. Зачем спустя 9 лет возобновлять разыскания в гадюшнике, когда итог разысканий никому не делает чести, непонятно. Разве что правительство Ее Величества искренно верит в то, что ему удастся успешно продать во всякое время всякий, даже самый неубедительный документ — ибо вера в непогрешимость английского суда позволит впарить всё что угодно.
Неизвестно, правда, на чем базируется непоколебимая вера, что продавать английский суд в качестве перла творенья можно до бесконечности — просто по самому тому факту, что он английский. Конечно, есть люди, чья вера тверже гранита. Летом 2007 года Е.М. Альбац беседовала по радио с Е.Т. Гайдаром: «Е.АЛЬБАЦ: Подождите, я еще раз хочу понять — вы хотите… я правильно вас понимаю, что вам кажется, что представление о независимости судебной системы Великобритании… Е.ГАЙДАР: Ну что вы, естественно, она независимая, честная. Но если вы думаете, что она не интегрирована со всей другой административной элитой, что прокуратура не общается с министерством финансов… Е.АЛЬБАЦ: И Королевская прокуратура на весь мир врет, и предъявляет дело, в условиях, когда 30 граждан Великобритании оказались заражены полонием? Вы сами верите в это, Егор Тимурович? Е.ГАЙДАР: Исходя из большой жизненной опытности — верю».
Так что наряду с Евгенией Марковной, слушавшей Гайдара с религиозным ужасом, — «И гром еще не грянул, Боже правый!» — бывали еще в 2007 году спокойные скептики. В 2016 году их число, пожалуй, только умножилось, ибо нельзя чрезмерно злоупотреблять верой в институты.
Нынешний скандал с 13-летней жительницей Берлина Лизой, которую, согласно ее свидетельствам, похитили и в течение суток насиловали жертвы геноцида, по версии же полицей-президиума, то ли вообще никакого инцидента не было, то ли она сама, развратница, пятерых беженцев соблазнила, — эта история на сходной линии.
Вообще говоря, немецкая полиция — одна из лучших в мире (или была таковой до самого последнего времени). Честная, аккуратная, исправная, неподкупная, справедливая. Если уж хвалить иноземный правоохранительный институт, то я несомненно предпочитаю немецкую полицию английскому суду.
Но пришла беда — отворяй ворота. В 1933 году чины регулярной полиции тоже были не в восторге — если не в ужасе — от тех бесчинств, которые творили штурмовики. И тоже — если это не грозило им самим — были склонны оказывать посильную помощь их жертвам. Но именно «если». В конце концов полиция обязана выполнять приказы политического руководства, и если велено держаться версии, что 13-летняя девочка, обуянная страстями, пожелала познать зараз пять юношей с востока, — значит, придется держаться этой политически правильной версии.
Исправность самых, казалось бы, образцовых сегодняшних институтов не слишком далеко ушла от времен Первого консула, о которых историк пишет так: «Наполеон никогда не стеснял себя никакими соображениями о независимости судебной власти и соблюдении законной процедуры, когда речь шла об уничтожении политических противников. Но во всех прочих случаях, когда человек вел с кем-либо гражданский процесс или когда человека судили за уголовное преступление, не имеющее ничего общего с политикой, Наполеон требовал, чтобы суд действовал без всяких соображений политического характера. И когда к Первому консулу явились представиться назначенные им впервые судьи, он сказал им: «Никогда не рассматривайте, к какой партии принадлежал человек, который ищет у вас правосудия».
Покуда времена благоприятны и политические расчеты правителей к делу не имеют отношения, полиция и суды выглядят совершенно образцово и выгодно отличаются от инстанций российских, которые «Не внемлют, видят — и не знают, // Покрыты мздою очеса. // Злодейства землю потрясают, // Неправда зыблет небеса». Но — это покуда благоприятны. Когда же появляется важный политический интерес, то ни объективное расследование лондонского гадюшника, ни честная полицейская статистика касательно правонарушений, совершенных инородцами, делаются невозможными, и мы видим столь хорошо знакомый нам по родным местам Шемякин суд.
А политика и идеология шагают широко, и где вчера была чистой воды бытовая уголовщина, сегодня выясняется, что налицо деликатный сюжет, требующий сугубой политкорректности. Так что не надейтесь на институты, сыны человеческие.
