В начале весны в Сети появилось видео: симфонический оркестр в сопровождении хора исполнял на одесском Привозе Presto из Девятой симфонии Бетховена — знаменитую «Оду к радости». Мужчины и женщины с простыми лицами, в повседневной одежде вдруг доставали из-за спин флейты и гобои, скрипки и трубы, открывали рты, играли и пели: «Все люди станут братьями».
Тогда это казалось, пожалуй, забавным, и только – играть «нечеловеческую», по ленинскому определению, музыку на рынке, в сущности, не менее глупо, чем в филармонии петь про шаланды и кефаль. Однако теперь тут хочешь не хочешь увидишь нечто зловещее, и вспоминаются скорее кадры из кубриковского «Заводного апельсина», герой которого под «Оду к радости» мечтал об уничтожении человечества.
Милые мужчины и женщины заводят хор про «обнимитесь, миллионы», а из окон Дома профсоюзов падают и падают люди. «Радость, прекрасная Божья искра, дочь Рая!» — черный дым валит из окон — «Твое волшебство сближает все, что было разобщено модой» — озверевшие молодчики в масках разбивают двери, за которыми забаррикадировались женщины — «Обнимитесь, миллионы! Это всемирный поцелуй!» — людей, выпавших из окон, добивают палками.
Между тем именно эта музыка — официальный гимн Евросоюза.
И все же ни Бетховен, ни Шиллер, на чьи слова гимн написан, ни при чем. Как ни при чем, собственно, и сам Евросоюз. Дело вовсе не в Евросоюзе — дело в том, что мы о нем думаем. Фрейд описывал феномен «идеального я»: Евросоюз для нас что-то вроде такого Ideal Ich. Иногда кажется, что достаточно спеть «Оду к радости» или начать есть фалафель и кататься на велосипеде, как окажешься в Евросоюзе, но проблема в том, что даже если ты оказываешься в Евросоюзе, сам Евросоюз оказывается другим.
Из тех, кто стоял на майдане, были, конечно, и те, кто искренне и незатейливо хотел просто, чтобы все было, как в Европе. И вот, выборы на Украине — в разоренной, вступившей в гражданскую войну стране; выборы, в которых победитель заранее известен и он ни у кого не вызывает энтузиазма; выборы, которые в любом случае не решат ни одной из проблем, стоящих перед украинским обществом; наконец, выборы, легитимность которых под большим вопросом. И — выборы в Европе. Выборы в Европарламент.
Выборы, на которые, как уже понятно, мало кто пришел. Кто с колокольни собора Парижской Богоматери, кто с колокольни Кельнского собора выборы эти — что они есть, что нет — европейцы не заметили.
Гражданское общество? У нас его нет, а там оно есть? Наша философия «пусть все будет как было, моя хата с краю», а в Евросоюзе, стало быть, каждый ощущает ответственность за политику, которая есть не что иное, как продолжение общественной дискуссии?
Но ведь даже из тех, кто на выборы пришел, чуть не каждый третий отдал голос за тех, кто против Евросоюза, выборы в Европарламент оказались референдумом о будущем Евросоюза. Не слишком, может быть, репрезентативным, но молчание тех, кто на выборы не пришел, молчит громче голосов «за».
Есть силы центробежные и центростремительные — в центростремительных силах в Европе сейчас что угодно, но только не голоса избирателей. Империя распадается, не собравшись: Шотландия отделяется от Англии, Каталония — от Испании, в Венгрии парламент едва ли не зигует, во Франции президент-социалист вынужден ставить премьером правого, в Испании, Португалии, Греции, Испании — стотысячные демонстрации против так называемых «жестких мер экономии»... Едва ли кто-то сейчас решится поставить всему этому окончательный диагноз, но ясно: здоровьем здесь и не пахнет.
Голосовать можно только либо против чего-то, либо за, какие могут быть еще варианты? И все же европейский избиратель, коль скоро речь идет о выборах не в национальные парламенты, а в общеевропейский, стоит перед странным выбором, в котором выбора как такового нет.
Против? Но европейцам нравится, что не нужно заморачиваться на границах, что можно запросто съездить на выходные откуда угодно куда угодно. Студентам нравится, что можно учиться и жить там, где тебе хочется, бизнесменам — что можно вести дело так, как тебе удобно, немцам — что можно запросто съездить в дешевую Италию, полякам — что можно поехать на работу в Германию.
За? Но в единой Европе нет такой идеи, за которую можно было бы проголосовать. Европа, по крайней мере что касается ее идеи, не империя, но она не предлагает и ничего другого, ради чего стоило бы поднять себя с дивана и пойти на избирательный участок.
Свобода? Но свобода даже в сугубо философском плане крайне проблемный концепт — и это чувствуют даже те, кому имена Локка и Фридмана не говорят ничего. Свобода от чего? Но человеческое существо в принципе не может быть совсем от всего свободным — оно не свободно хотя бы от законов физики. Свобода для чего? Но человеческое существо — вещь странная, оно может хотеть, например, убивать других людей, и если ему это запрещать, это уже не свобода. Ограниченная свобода? Так в этом смысле и у заключенного есть свобода.
Так или иначе, на практике свобода как идеология оборачивается свободой с кем хочешь вступать в половые отношения — а ее, хотя это вещь и неплохая, никак не положишь в основу жизни четырехсотмиллионного сообщества.
Свобода богатым быть богатым за счет бедных? Ну да, но такой вопрос не вынесешь на голосование.
И пока на экранах идут теледебаты о том, пускать или не пускать через границы гастарбайтеров из Восточной Европы, на площади европейских столиц выходят сотни тысяч людей, которые понимают, что дело вовсе не в этом, а в том, пускать или не пускать к себе кредиторов из МВФ, толстосумов из Всемирного банка, да, кстати, и чиновников из Брюсселя тоже.
