Начо Дуато поставил «Невидимое»
Российский багаж знаменитого испанца Начо Дуато пополнился новым балетом. Вслед за Nunc Dimittis, «Прелюдией», «Спящей красавицей», «Ромео и Джульеттой» худрук Михайловского театра поставил для своей труппы еще один оригинальный опус — с провокационным для визуального искусства названием Invisible («Невидимое»).
Сам хореограф, предвидя недоумение публики и критики, поспешил объяснить задумку в аннотации: «Это балет о том труднообъяснимом волнении, которое зарождается в человеке, окруженном природой. Это невидимое в обычной жизни, но остро переживаемое ощущение».
Впрочем, Начо мог бы ничего не объяснять, его балеты — всегда о невидимом, а он, возможно, единственный хореограф в мире, умеющий материализовать эту таинственную субстанцию.
В Invisible Дуато не только хореограф, но также автор костюмов и декораций. «Выходит дешевле», — отшучивается постановщик. И органичнее — ничего лишнего, никаких посторонних эмоций. Только Начо, музыка, танец и танцовщики.
Михайловцам потребовалось два года, чтобы реализовать эту формулу и сделать хореографию Дуато своей. Если раньше в ансамбле (Дуато именно эту коллективную форму считает основной) видно было, что кто-то справляется с его лексикой хуже, кто-то — лучше, то теперь «тело балета» — действительно единое тело: собранное, координированное, раскованное, эмоциональное. И, что самое самое важное, совершенствующееся от спектакля к спектаклю.
Invisible на музыку польского неоклассика Анджея Пануфника, стилизовавшего сюиту барочных танцев и фольклорные напевы, Дуато поставил для 11-ти танцовщиков: пяти пар (мужчины в синих рубашках, женщины в цветастых платьях) и солистки (Ирина Перрен), затянутой в стального цвета трико.
Только что вышедшей из декретного отпуска Перрен (Invisible — ее первое выступление после рождения дочери) Дуато поручил разрушительную работу: она, как дефектный пазл, вклинивается в стройную мозаику, не позволяя партнерам собрать конечную оптимистическую картинку. Временами кажется, будто этот персонаж из другого балета, возможно, из обещанной, но так и не поставленной Дуато «Весны священной».
Invisible в Михайловском дали вместе с Na Floresta, знаменитым балетом, который в России первыми исполнили танцовщики московского «Стасика», а между этими композициями поместили «Прелюдию», размышление Дуато о судьбах классического танца и его непростых отношениях с современным искусством.
Упомянутые одноактовки можно давать и порознь, но по большому счету эти части смотрятся, как загодя задуманная тройчатка. «Городской» балет (в финале его герой задумчиво сидит на классическом куполе, а достопримечательность Петербурга, белый кордебалет, и вовсе один из главных героев постановки) обрамляют фантазии на темы природы. Тема одна, но решения разные.
Джордж Баланчин, с которым Начо роднит уникальное умение делать музыку видимой, об одном из своих своих балетов сказал: «Сначала танцуют люди, а затем их души». Нечто подобное делает и Дуато.
Если первый опус — сочный, полнокровный и вполне земной (ветвится тропический лес, звучит чувственный Вилла Лобос, а танцовщики — не столько лесные духи, сколько деревенские жители, представленные во всевозможных амплуа: от бравых парней, соревнующиеся в удали, до парочек, милующихся под сладкий тенор), то второй уводит в вымышленный мир — возможно, сон, мираж, наваждение, словом, измененное сознание.
Продолжение списка зависит от зрителя: он в данном случае соавтор, его понимание музыки и танца, собственные воспоминания и личные ассоциации и есть главный сюжет этого бессюжетного балета. Бесспорно одно: природа здесь — не пение птиц и не цветущие луга, а космос, пугающий своей бездонностью.
Свидетелем очередного успеха Дуато стал консул Испании в Петербурге Рикардо Пейдро Конде, расположившийся в царской ложе вместе с гендиректором театра Владимиром Кехманом.
Обычные посетители реагировали на новый спектакль Начо по уже опробованной схеме — после последнего аккорда наступила тишина, затем несмелые аплодисменты, будто присутствующие боялись нарушить послевкусие отзвучавшего балета, и, наконец, длительные овации.
Следующей работой петербургского испанца станет «Щелкунчик». Премьера — в декабре 2013 года.
