Только что ушедший из жизни Г.С. Померанц утверждал, будто стиль полемики важнее предмета полемики. Честно говоря, этот тезис культового (сказали бы сегодня, хотя культовым он был в 1960–1970-е) мыслителя представляется мне в лучшем случае ошибочным. В лучшем — то есть в случае самого Померанца; потому что многие другие пользуются этими словами как чисто демагогической уловкой: если чужое мнение им не нравится (но его не оспорить), они заявляют, что нельзя отвечать на претензии, сформулированные в недопустимом тоне.
Повелось такое давным-давно. Вот, помню, академик Лихачев отказался полемизировать с книгой Олжаса Сулейменова «Аз и Я» (о тюркских корнях «Слова о полку Игореве»), сославшись на то, что казахский поэт будто бы пренебрег научным методом, разработанным самим академиком. Но, когда зарубежный исследователь Мэзон, скрупулезно следуя методу Лихачева, обосновал подложность «Слова…», академик невозмутимо возразил, что ему теперь придется несколько уточнить собственный метод. И с еще большей невозмутимостью перепечатал в авторском сборнике статью против Сулейменова и статью против Мэзона одну вслед за другой.
И вот в газете опубликована скандальная статья, в которой нет ровным счетом ничего скандального, кроме тона. Да и тон взят не столько скандальный, сколько напористый. И в своей напористости адекватный заявленной теме: осадить чересчур напористых чужаков. Это сопли жевать легко, а перекрикивать в одиночку целую толпу крикунов трудно. А тут приходится. Тем более что хор возмущения уже грянул — и, пропустив строфу, начал прямо с антистрофы. Но в настоящей трагедии, по остроумному замечанию Бродского, гибнет хор.
Что, собственно, не так написала у себя в «Комсомольской правде» Ульяна Скойбеда? Что составить и зачитать федеральный диктант по русскому языку лучше все же было бы поручить не добровольной эмигрантке с чуть ли не четвертьвековым стажем в иностранной языковой среде, а кому-нибудь из писателей, живущих и работающих здесь и сейчас, — и что лучше это было бы просто (и только) потому, что нормы устной и письменной речи находятся в постоянном движении и развитии? Чем ей ответили?
Тем, что она антисемитка (вопреки ее собственным словам), и тем, что Д.Э. Розенталь — наш главный специалист по грамматике и стилистике русского языка — тоже был евреем. Но, спрашивается, какое дело, евреем он был или нет? Владимир Даль был шведом (и, кстати, завзятым юдофобом). Но и тот, и другой жили в России — первый в советской, второй в царской, — и вокруг них звучала живая русская речь во всем ее многообразии и многоцветии. А писательница Дина Рубина — предполагаемый автор и чтец всероссийского диктанта — постоянно живет в Израиле, то есть в языковой среде, в лучшем случае — смешанной. И хотя бы поэтому ее русский (очень может быть, что и недурной) — и устный, и письменный — никак не может быть эталонным.
Стиль полемики важнее предмета полемики? Писатель Михаил Шишкин, постоянно проживающий в Швейцарии, стилистом слывет безупречным. И впрямь, его русский — в швейцарской языковой изоляции — подчеркнуто старомоден (таков он, впрочем, был и до прощания с родиной), но столь же подчеркнуто, столь же, можно сказать, вызывающе безупречен. И, разумеется, безупречным по форме оказался его отказ от участия в Нью-Йоркской книжной ярмарке в составе российской делегации — отказ, обусловленный нежеланием сотрудничать с «преступным режимом».
Вольному воля. Не хочешь — не ешь. Если вам не надо, то и нам не надо. Учебники Розенталя, словари Даля и Плуцера-Сарно подсказывают целый ряд стилистически адекватных ответов на заявление лауреата «Нацбеста», «Русского Букера» и (дважды) «Большой книги». Но как быть с предметом? Не оскорбляет ли — вольно или невольно — подобная щепетильность (в иной стилистике — чистоплюйство) десятки отечественных писателей, с благодарностью принявших (полу)государственную помощь в очередной попытке не мытьем так катаньем прорваться на главный в мире американский книжный рынок?
В том числе и писателей, декларирующих собственную оппозиционность. «И вот в этой ситуации надо как-то иначе, что ли. Проявить... даже и не знаю что. Но проявить. Иначе получается, что ангел, нагнувшись с облака, плюет вниз, в ад», — написал у себя в ФБ Дмитрий Ольшанский. «Плюет в ад, а попадает в Диму Быкова», — оставил я комментарий под этой записью.
Но дело ведь не только в этом. «Нацбест» и «Русский Букер» — премии частные; «Большая книга» — премия официозная, премия полугосударственная, и среди ее учредителей — тот же высокопоставленный государственный чиновник (Михаил Сеславинский), участием которого в высадке российского десанта на нью-йоркскую почву и обусловил свой отказ от участия в ярмарке Михаил Шишкин. И огромные тамошние деньги (которые два раза не погнушался взять Шишкин) — фактически оттуда же.
Получается, как с помидорами: кушать люблю, а так — нет. Почему бы «ангелу, плюющему в ад», не возвратить заодно полученные им в России премии? Почему бы не запретить издание и распространение своих книг в России (как поступили в советские годы несколько известных писателей Запада)? Благо, и расходятся они, вопреки премиальным и литературно-критическим лаврам, весьма и весьма посредственно.
Зато со стилем полемики у Шишкина всё в порядке. В отличие от Скойбеды (да и от Рубиной)… Мудрый человек был Померанц, но иной раз сморозить глупость может и мудрец. Особенно — если звучит эта глупость стилистически безупречно.
