От Набокова до Лимонова
В антологии «Тамиздат» собраны сведения о 100 книгах, вышедших за пределами СССР, подавляющее большинство которых у нас «было запрещено и распространялось нелегально». С 1921 по 1984 год они выходили на Западе: большинство — в Париже, Нью-Йорке и Берлине.
Антология вышла небольшим тиражом — 500 экземпляров. Истории написания и публикации 100 книг уложены в стилизованную серую папку c тканевыми завязками.
В предисловии сразу оговаривается, что антология не претендует на научную фундаментальность. Сам список «легко может быть подвергнут критике». И в нем действительно нет Александра Введенского, Даниила Хармса, Михаила Зощенко, а есть, к примеру, генералы Краснов и Деникин, Жорес и Рой Медведевы.
Отправная точка издания скорее библиофильская. Возможно, в этом и причина отсутствия Введенского и Хармса: этих книг не оказалось в доступных коллекциях. Каждая статья сопровождается изображением книги, причем часто это конкретное уникальное издание, со своей историей, с дарственными надписями.
Составитель антологии — глава Роспечати Михаил Сеславинский, известный коллекционер, председатель Национального союза библиофилов. Его собрание и стало основой издания. Другой источник — библиотека Дома русского зарубежья им. А.И. Солженицына. Впрочем, термин «библиофильство» именно в этом случае не совсем подходит. Еще недавно, как сухо напоминает предисловие, за чтение этих книг «можно было угодить за решетку».
Словно в память о тех временах в книгу добавлены вкладки с факсимильным воспроизведением газетных обличений и осуждений. В 1923-м писателей-изгнанников именуют «отщепенцами искусства», в 1946-м рабочие завода «Электросила» осуждают Михаила Зощенко. Наконец, в книге воспроизводится письмо образца 1991 года: ветеран труда Васильчиков, купивший у спекулянта роман «Лолита», требует сдать автора в Интерпол, а заодно настаивает на публикации своей собственной повести «Дело жизни».
Антология вновь собирает запрещенные книги, большинство из которых уже прошли через множество переизданий, в их первоначальном виде. «Шатер» Николая Гумилева впервые был напечатан в Севастополе на оберточной бумаге, которую использовали для хранения сахарных голов. Причем в секретный бюллетень Главлита именно эта книга не вошла, а вошло второе издание 1921 года: «Шатер» был запрещен за «проникнутую мистикой и оппортунизмом африканскую экзотику».
За роман «Мы» Евгения Замятина брались разные издательства, но дело дошло только до «устных публикаций». Текст зачитывали вслух на литературных вечерах, на него писали рецензии, пока очередная цензурная машина, на этот раз с говорящим названием «Гублит», признала роман «опасным для государства». Роман впервые был опубликован в английском переводе в 1921 году, а в Россию вернулся в 1988-м.
Почти всегда «Тамиздат» был единственной возможностью сохранить книги для будущего. Так произошло с собраниями сочинений Осипа Мандельштама. Близкий друг поэта, ученый-биолог Борис Кузин рассказывал: «Увидев американское издание, я вздохнул с полным облегчением. Его творения не потеряны, пусть они будут трудно доступны русскому читателю хотя бы и еще 100 лет».
Всего в антологии 83 автора, от Аркадия Аверченко до Ильи Эренбурга. Статьи о них написаны скорее в популярной манере, с элементарным справочным аппаратом. Конечно, более насыщенные фактурой тексты выигрывают по сравнению со стандартизованными описаниями, например, того, каким «человеком большой духовной силы, глубоко верующим, несущим в себе великий дар терпения» была Вера Муромцева-Бунина.
Но своеобразными центрами притяжения стали два автора. Сразу несколькими книгами представлен Александр Солженицын. В антологию, вышедшую в издательстве «Русский путь», партнером Фонда Солженицына, помимо его основных трудов, отобраны и брошюры «Нобелевская лекция», «Письмо вождям Советского Союза».
Еще одним «главным эмигрантским автором» все же выступил Владимир Набоков. Статьи о нем написаны не «группой авторов», а известным набоковедом Николаем Мельниковым. На фотографии 1929 года писатель сосредоточенно склонился над романом «Защита Лужина». Местечко, в котором он в этот момент обосновался, называется Ле-Булу. По фотографии видно, что ему хорошо работается и что дело не только в Ле-Булу.
