При всех айфонах и глонассах Россия в одном аспекте остается глубоко феодальной страной. Если что — это я про призывную армию.
Конечно, есть еще страны, где существует призыв, насколько я припоминаю, например Финляндия. Но у нее есть оправдание — огромный страшный «русский медведь» на севере и востоке.
Но в России, а до этого в СССР, призыв в армию рассматривается обществом не как повод для гордости и исполнения долга, а как сума и тюрьма одновременно, причем с угрозой для здоровья. Каждый мальчик до 18 лет — это объект постоянного шантажа со стороны государства и семьи. Если вылетишь из института, пойдешь служить. Вырос идиотом — пойдешь служить. Не хватило мозгов откосить — пойдешь служить. Общество разделено на две большие половины — на тех, кто служил, и на тех, кто не служил. Те, кто не служил, обожают поговорить про армию и про то, чтобы надо запретить тем, кто не служил, занимать государственные должности. Тот, кто служил в местной армии, тот в цирке не смеется, как известно. А еще появилось довольно увесистое количество людей, которые умудрились отслужить в двух армиях — и в советской, и в израильской, например. И (сюрприз-сюрприз) в израильской им понравилось больше, хотя там и стреляют из-за угла. Каждый год отдельно взятое поколение ждет призыва, как сборов на каторгу. И это можно оспаривать с пеной у рта и по-прохановски что-то бубнить про великую империю и великую армию. Но практика — она показывает, что даже люди, которые хотели бы служить в армии, несколько напуганы непредсказуемостью прохождения службы. Будем так говорить. Почти вежливо.
Мы — дети 1960–1970-х — с детства были вовлечены в ожидание армейского срока. Но у нас еще было знание того, что было до нас. А до нас были какие-то абсолютно тюремные сроки прохождения службы — по четыре года, пять лет и так далее. Поэтому переход на двухлетний срок в армии и на трехлетний на флоте воспринимались просто как подарок судьбы.
Правда, наш призыв совпал с началом бессмысленной афганской войны и для многих речь уже шла не о сроке, а о выживании на фронте.
Довольно долго в стране не меняли срок службы. Меняли деньги, экономический курс, сменили даже политический строй. А сроки были всё те же: два года в армии и три — во флоте. Потому что это настолько важно для общества, что что-либо менять — это как пытаться остановить на полном хорду поезд. И главное — болезненно для тех, кто должен служить.
В 2007-м у нас произошла некая революция, в результаты которой мало кто верил — перешли на годичный срок службы, который мог бы вообще рассматриваться как сборы резервистов Швейцарии, если бы мы жили в Швейцарии и у нас у каждого под кроватью лежала бы автоматическая винтовка и обмундирование альпийского стрелка. Вообще-то это делалось не столько по причине дедовщины и бесполезных попыток ее искоренить. Просто служить особо некому — у нас и демографическая яма, и проблемы со здравоохранением, и т.д. и т.п. Решили: по году — и всё. Правда, так никто и не озвучил никаких выводов по поводу искоренения дедовщины. Хотя бы потому, что она, во-первых, выгодна офицерам, а во-вторых, это было и не про дедовщину вовсе. Хотя, конечно, дембеля, отпахавшие два года, были готовы сожрать живьем этих мелких подонков, которые будут обивать груши всего год.
Кое-как общество привыкло к годичному сроку службы. Но не прошло и пяти лети, как раздались голоса с полки, где стоит «бешеный принтер», что, дескать, пора увеличивать срок службы. «Будем просить Шойгу пересмотреть» и так далее. Когда государство дает послабления в виде уменьшающихся сроков — это воспринимается обществом положительно по-любому. Ведь общество помнит с благодарностью послабления и помельче (если спросить, то все помнят, что первое, что Путин сделал — отменил разрешения на ношение мобильного телефона). Но вот, система Ниппель: обратное действие — увеличение сроков службы — общество воспримет очень плохо.
Мы ведь знаем, что большая часть пробок в Москве и вокруг нея появляется не столько из-за узости транспортных каналов.
Просто когда четырехполосное движение становится двухполосным, а потом опять трехполосным, поток встает намертво. И каждый автолюбитель знает, что самое большое зло — не сама дорога, а ее немотивированные сужения и расширения. Вот эти скачки сроков, которые, я еще раз повторю как человек, вполне служивший простым матросом и не в самом плохом месте, а именно на Тихоокеанском краснознаменном флоте, воспринимаются стараниями самих военных как неизбежный тюремный срок — это дурно. Это хуже, чем переход четырехполосного шоссе в деревенскую дорогу под Мытищинским рынком. Это касается огромного количества семей, людей, судеб. Это называется «невозможность планировать жизнь в этой стране». С соответствующим социальным раздражением. Оно вам надо?
