Письмо в защиту Pussy Riot кликнул где надо, но своей фамилии в списке не увидел

Под громкой вывеской «Торжественное открытие нового джазового сезона в Москве!» в столичном Доме музыки 29 сентября состоится совместный концерт «джазовой певицы номер один в Америке» Джейн Монхайт и «биг-бенда номер один в России» под управлением Игоря Бутмана. Самый активный отечественный саксофонист-единоросс с американским паспортом и званием народного артиста РФ перед ответственным выступлением побеседовал с обозревателем «Известий» Михаилом Марголисом.

— Игорь, ты сам решил назначить грядущий концерт «торжественным открытием сезона»?

— Так ведь красиво звучит. И действительно в сентябре более крупного джазового представления в Москве, по-моему, нет. В некотором смысле мы задаем тон новому джазовому сезону в столице. Монхайт — чувственная девушка с хорошим голосом и внешностью. Мой оркестр впервые с ней выступит, хотя много лет назад я сольно играл с ней на одном фестивале в Америке.  

— Твои профессиональные связи в Штатах не ослабевают с годами?

— Они, по-прежнему, крепки. В январе следующего года опять поедем в Нью-Йорк, представим наш обширный шоу-кейс американским промоутерам. Рекламируем наши пластинки в знаменитом джазовом издании Down Beat. Нужно конкурировать с лучшими музыкантами мира, пробиться на американский и европейский рынок. И в Японию мы недавно съездили. Процесс идет, пусть и не так быстро, как того хочется.

— Кто-то из европейских или, скажем, неамериканских джазменов сегодня способен достичь уровня известности Яна Гарбарека? Или его пример — исключение?

— Ну, Гарбарек вообще новое звучание в джазе открыл. Возможно, другие «неамериканцы» до его авторитета не дотягивают, но есть сейчас европейские, особенно израильские (это ведь тоже почти Европа), музыканты очень высокого класса. Например, контрабасист Авишай Коэн. 

— Скоро ли Москва дождется, условно говоря, джазового центра Игоря Бутмана?

— Несколько лет назад Юрий Лужков дал нам помещение, которое мы отремонтировали на свои средства и сейчас там репетируем. Там же мы даем мастер-классы и порой приглашаем для их проведения известных иностранных музыкантов. Можно считать, что это — предтеча моего музыкального центра. Но совпадет ли его организация с моими планами покорения мира, пока не знаю. К тому же мне не хочется брать на такой проект деньги у государства. Вот если бы, как Марсалис в Нью-Йорке, найти на это дело $128 млн частных пожертвований... Пока же меня и музыкантов моего оркестра пригласили преподавать в Гнесинку, где мы совместно с академией организовываем джазовую школу. 

— Круг знаменитых российских джазовых исполнителей весьма узок, при этом некоторых его представителей ты нередко упоминаешь в разговорах и интервью, а кого-то почти никогда не вспоминаешь. Например, каково твое отношение к Алексею Козлову или Владимиру Чекасину?

— Алексея Козлова ценю с детства. Ходил на концерты его «Арсенала» и восхищался. Считаю, его замечательным музыкантом и человеком. А с Чекасиным никаких отношений в принципе нет. Не могу сказать, что восторгался когда-нибудь его творчеством. Однажды мне запомнился концерт, где он играл в Питере на тенор-саксофоне, и его техника произвела на меня впечатление. Но не более того. Но вообще это отдельная статья. Мои слова не стоит трактовать как критику Чекасина. Я его очень уважаю. Иногда пытаюсь послушать что-то из его номеров в YouTube, чтобы понять, за что же человеку достается такая известность. Но ответить на этот вопрос пока не могу. Меня не цепляет. Может, с возрастом переменю свое мнение.

— В молодости ты поучаствовал в записи знаковых теперь альбомов русского рока: «Табу» и «Радио Африка» группы «Аквариум», «Начальник Камчатки» группы «Кино». Прошло 30 лет, но никогда более ты не обращался к работе с нашими рок-музыкантами.

— То, что я участвовал в записи упомянутых альбомов, — просто стечение обстоятельств. Меня Сережа Курехин привел, как единственного на тот момент молодого, адекватного для таких проектов саксофониста в Питере. Я был там сессионным студийным музыкантом. На гастроли ни «Кино», ни «Аквариум» тогда особо не ездили. Играл тот же «Аквариум» до прихода Сашки Титова достаточно самодеятельно. А Курехин был гениальным продюсером. Он хотел, чтобы с Борей записывались уже не только друзья, с которыми он дома пел, но и профессиональные музыканты. В дальнейшем у меня для подобных альянсов просто времени не осталось. А сейчас не особо это интересует. Сегодня есть хорошие саксофонисты, играющие именно в рок-группах, знающие специфику стиля. Даже Серега Мазаев играет рок на саксофоне лучше, чем я. А такого человека, как Курехин, который мог соединить музыкантов разных жанров в одном проекте, у нас сейчас нет. 

— Но в рамках русской культурной программы лондонской Олимпиады с Андреем Макаревичем ты все-таки вместе сыграл.

— Да. Я, кстати, предлагал и ему, и Боре Гребенщикову сделать какие-то их старые вещи со своим оркестром. Но не почувствовал у Бориса Борисовича большого интереса к такому предложению. Он отнесся ко мне как к очередному человеку, который хочет то ли выехать на его славе, то ли приобщиться к ней через совместное музицирование. То есть у него не загорелись глаза. Вот у Ларисы Долиной в свое время загорелись, и у нас с ней получились два хороших проекта. 

А с Макаревичем мы в Лондоне удачно сыграли и его песни, и какие-то наши общие любимые темы типа «В Кейптаунском порту». Я предложил Андрею сделать еще что-то с нашим оркестром, но у него есть собственный джазовый проект, и эту мысль он пока отложил в сторону. А у нас нет времени ждать и уговаривать. Предложений хватает. Мы уже записали половину диска с Аланом Харрисом. Короче, при всей любви к року, нам еще есть что делать в джазе.

— Теперь вопрос из другой оперы. Если бы не твое членство в политсовете «Единой России», ты присоединился бы к российским интеллигентам, подписавшим письмо в защиту Pussy Riot?

— А я его подписал, когда оно было вывешено на сайте «Эха Москвы». Несколько попыток сделал там зарегистрироваться, кликнул как надо, чтобы мой голос был учтен, но своей фамилии в списке подписавшихся так и не увидел. При этом, замечу, что, как музыкант, считаю: основным мотивом этой группы являлось желание добиться популярности каким-то экстравагантным поступком, поскольку других путей они не нашли. Получился колоссальный пиар-ход.