«Российский хип-хоп скатился к шансону» | Статьи

Начинавшему более 20 лет назад в провокационном хип-хоп-проекте «Мальчишник» музыканту Андрею Лысикову сейчас 40. Он давно Дельфин, обособленно плавающий в своей инди-акватории и нечасто появляющийся на московских сценах. Но в эту летнюю декаду Дельфин фигурирует в шорт-листе независимой музыкальной премии «Степной волк», вручаемой в Москве, и готовится к сольнику в столичном клубе «16 тонн». Перед концертом с ним пообщался обозреватель «Недели».

— В 2000-м тебя наградили молодежной премией «Триумф» за «поэтический гений», сейчас номинировали на премию «Степной волк» за «слова». Твои тексты действительно столь хороши?

— Наверное, да, если сравнивать их с текстами других сегодняшних исполнителей. Во всяком случае, мне они нравятся больше прочих. Зависти к словам чужих песен я не испытываю.

— Ты следуешь вроде бы за альтернативной западной музыкой, а выделяешься текстами, что, как считается, свойственно русскому року. У тебя в юности были поэтические ориентиры среди отечественных рокеров?

— Ориентиры — вряд ли. Но какие-то отдельные строчки, темы, настроение на меня, безусловно, влияли. Причем это могло быть все, что угодно: от «Ласкового мая» до «Алисы».

— «Ласковый май»-то тут каким боком?

— В нем проявлялась щенячья тоска, которая и у меня присутствовала. Я, конечно, специально за творчеством этого коллектива не следил, но поскольку его песни звучали отовсюду, что-то из них запоминалось.

— «Отовсюду» — это откуда? Музыкальных FM-радиостанций у нас тогда еще не было, Интернета тоже. Или у тебя дома кассеты с «Ласковым маем» хранились?

— Нет. Но из такси, киосков, ресторанов они звучали постоянно. Я так же, например, никогда специально не слушал группу «Кино». У меня нет ни одной ее пластинки, но я наизусть знаю все их песни, потому что везде их слышал.

— А когда и как ты начал открывать для себя Sonic Youth и другие команды?

— Это происходило в 1990-х. Мне повезло попасть в компанию людей, которые были на 5–6 лет старше меня. Они значительно повлияли на мое мировоззрение.

— Не они ли подсадили тебя и на всякие расширяющие сознание вещества?

— Возможно, и это тоже они мне открыли. Мне кажется, тогда возникла определенная мода на «героиновый шик». В 1990-х у нас это было в порядке вещей. Кто-то в дальнейшем с этим влиянием справился, преодолел, пережил, а кто-то не справился.

— Слухи и публикации в прессе в то время сильно преувеличивали твою наркозависимость?

— В основном преувеличивали. Я в принципе всегда понимал, что наркотики — не очень хорошо и с ними надо поосторожнее. Хотя когда тебя поглощает процесс их употребления, ты перестаешь чувствовать критическую грань. Но для меня как-то всё благополучно закончилось. Просто повезло. Ни физически, ни морально ломать себя не пришлось. Надеюсь, я сохранил адекватность. Хотя со стороны, конечно, виднее.

— Свою жену ты встретил еще до твоего наркотического периода?

— Мы познакомились как раз на пике этого периода, и, возможно, ее появление тоже как-то повлияло на то, чтобы мое пристрастие к наркотикам сошло на нет.

— В «Мальчишнике», где ты начинал, была очевидная установка на эпатаж. В своей сольной практике ты ведешь себя противоположным образом. Это осознанная позиция?

— Я не чувствую гармонии в эпатаже. У меня иногда возникает желание сделать нечто остросоциальное «на злобу дня», но получается как-то мелковато. Возможно, я просто не умею сочинять такие песни. Это должно непроизвольно в тебе вызревать. А если что-то специально придумываешь, выходит не очень.

— Сегодняшняя отечественная хип-хоп-культура тебе близка или это уже не твое?

— Наверное, сейчас она для меня чужеродное явление. Российский хип-хоп скатился к шансону, только в несколько другом виде. Когда к нам пришла первая волна хип-хоп-музыки, это выглядело приятной альтернативой тому же шансону и прочему, происходившему вокруг нас быдлячеству. Хип-хоп был веселым, интересным, а сейчас это описание проблем улицы, дворовых пацанов и т.п.

— В творчестве и на сцене ты кажешься интровертом. Однако тебе удавались не характерные для такого психологического типажа публичные поступки. Вспомнить хотя бы выступление на «Нашествии» 10-летней давности, усиленное эксгибиционистским актом твоего гитариста Павла Додонова, или скандальное молчание Дельфина на церемонии MTV RMA в 2006-м. Это все случайности?

— Нет, такие действия изначально планировались. Я знал, на что иду. На «Нашествии» мне, скажем, не очень хотелось появляться. Я реально понимал, что мы к такому фестивалю не готовы. Но раз уж дали согласие — пришлось выступать. И родилась идея: если мы ничего не можем, давайте покажем всем х..
А случай на MTV RMA-2006 — это плод конфронтации с известным рекорд-лейблом. Они очень настаивали на моем участии в церемонии, а я категорически этого не хотел. Но поскольку был связан с данным рекорд-лэйблом контрактом, пошел на мероприятие. Правда, сначала предполагал все-таки на сцене не появляться, просто побыть в зале. А когда все-таки вышел к микрофону, решил молча постоять, послушать собственную фонограмму

— Последствия были?

— Сначала — да. А потом выяснилось, что такой мой ход принес еще большую рекламную пользу моей новой пластинке. Больше ко мне вопросов не было.

— В середине 1990-х ты с «Мальчишником» записал трек «Голосуй или проиграешь» и принял участие в одноименной избирательной президентской компании. Та акция в той или иной степени объединила различных наших музыкантов. Ради чего ты сегодня мог бы вновь объединиться с кем-то из своих коллег?

— Тогда речь шла о глобальном, историческом для страны событии. Там было черное и белое, а сегодня, конечно, более важны нюансы. Потому что есть черное и что-то еще, пока бесцветное. Белого точно нет.

— А «рассерженные горожане» с белыми ленточками — не белое?
— Нет. Пока как-то ничего не происходит. Все только ходят на митинги, а того, кто мог бы претендовать на роль нового политического лидера, я не вижу. Нет харизматичного человека, за которым в принципе можно пойти.

— А пойти не за кем-то, а по собственной воле не пробовал?

— Был момент, когда бастовали рабочие в Питере на заводе «Форд». Они чего-то долго бастовали, и мы подумали, что нужно поехать туда и сыграть для них. Нас никто не призывал, мы сами решили. Когда специально зовут, всегда есть ощущение, что обслуживаешь чьи-то интересы. А тут все было чисто и хорошо. Мы уже связались с людьми на заводе, но концерт провести не успели. Забастовка кончилась.

— Ты сегодня еще выражаешь некие мысли поколения или являешься известной персоной из прошлых десятилетий, а у нынешнего времени другие герои?

— Я точно не герой современных подростков. Я — любимый автор определенного круга людей, в большинстве своем сомневающихся, ищущих каких-то ответов. Иногда они находят их в том, что я делаю, иногда в споре со мной, что тоже приятно. Значит, они думают о тех же вещах, что и я.

— Принадлежишь ли ты к тем счастливым музыкантам, которые уверены, что каждый их новый альбом интереснее предыдущего? Вот, твое прошлогоднее «Существо» — это лучшая твоя работа?

— На сегодняшний момент, наверное, да. Но, надеюсь, она не станет лучшим альбом в моей дискографии, появятся еще более удачные пластинки.

— Не трудно ли существовать под псевдонимом Дельфин? В сетевых поисковых системах, скажем, в первую очередь появляется информация об одноименных рыбах и дельфинариях.

— Так получилось. Детское прозвище вошло в мою взрослую жизнь. Последние лет пять Дельфин — это уже не конкретно я, а целый проект. И, думаю, это не самое плохое название. К тому же поначалу я не ориентировался на интернет. А теперь уже поздно что-то менять.