В Москве начало июня теплом в этом году не порадовало, но для выпускников школ это пора жаркая при любой погоде. Наступило время сдачи Единого государственного экзамена.
И в СМИ нынче сообщения соответствующие: о 57 выпускниках, которые не получат аттестата зрелости из-за того, что выкладывали фрагменты тестов (так называемые контрольно-измерительные материалы) в интернет; о задумке с «глушилками» мобильной связи в местах сдачи экзамена; о «хитром ходе» Рособрнадзора, якобы выложившего в социальные сети заведомо поддельные материалы по ЕГЭ...
Очень много всего о технической стороне дела. И мало — о человеческом аспекте, а ведь он, смею утверждать, и является стержневым. Патриарх Кирилл еще в прошлом году в разгар около ЕГЭшных скандалов обозначил ЕГЭ как масштабную моральную проблему: «Удивительно, но большинство комментариев сводится к тому, что система ЕГЭ неправильная: не так вопросники оформлены, не так сформулированы, раздают их не в тех конвертах и не в то время... Я не исключаю того, что есть какие-то недочеты в технической стороне дела, но ведь общество сейчас потрясла не техника, а то, что происходит в результате сдачи единого экзамена, а именно массовый обман и коррупция».
Действительно, давайте вспомним, ради чего изначально вводился единый госэкзамен. Предполагалось, что оценка ответов на тест более беспристрастна (чем проверка тех же сочинений, к примеру) и потому исключит предвзятое отношение к вчерашним выпускникам школ — абитуриентам вузов. Но, увы, опыт показывает: полностью уйти от коррупции таким образом пока не удается. Когда абитуриент с высочайшими баллами по русскому языку впоследствии делает массу ошибок в курсовых работах, это наводит на вполне определенные мысли. Говорю об этом, основываясь на собственном преподавательском опыте.
Считается, что ЕГЭ открывает дорогу выпускникам из регионов, не имеющим возможности оплатить дорогу и проживание в мегаполисе на период поступления в вуз. Тут поспорить сложно: если выпускной экзамен автоматически засчитывается как вступительный, то это и вправду экономит для ученика, идеально сдавшего единый госэкзамен, нервы и средства. А если не сдаст?
Подумайте, какая ставка делается на Единый государственный! Он стал поистине судьбоносным. А стоило ли его таковым делать? Раньше, при наличии вступительных экзаменов в вузы, абитуриент, в силу разных причин провалившийся на каком-то испытании, мог попытать силы на поступлении в другой вуз. Даже расписания вступительных экзаменов в разных университетах и институтах составлялись с учетом такой возможности: в элитные — пораньше, в те, что «попроще», — позже, чтобы успели абитуриенты, уже «обжегшиеся» на самых престижных вузах и сделавшие более реалистичный выбор. Сейчас же два-три дня решают всё. Двери всех вузов либо раскрываются перед выпускником, либо захлопываются в один прием. Не набрал нужного количества баллов — второго шанса нет. И большие силы требуются от молодой души, чтобы пережить этот удар — зачастую первый столь тяжелый в юношеской жизни.
Стоит отметить, что Запад, на который мы пытаемся равняться в этом вопросе, к проведению подобных единых экзаменов относится иначе. В США, к примеру, аналогичный ЕГЭ тест SAT(Scholastic Aptitude Test) проводится семь (!) раз в году и не привязан к выпускным экзаменам в школе. Молодому человеку, у которого в день сдачи теста было неважное самочувствие, либо сдали нервы, либо не было возможности прийти по какой-то иной веской причине, не придется ждать год, чтобы затем вновь в один день решать свое будущее. Его могут сдавать обучающиеся на дому и иностранцы, а для людей с ограниченными возможностями он проводится в адаптированных условиях (специально оборудованных помещениях) и за больший промежуток времени.
Сдача SAT — услуга заведомо платная, но подъемная — около $50. Что, впрочем, может расцениваться как минимальная страховка от соблазна его в последний момент прогулять или сдавать многократно, на авось. Правда, у либерализма есть пределы: за списывание и прочие попытки словчить при сдаче экзамена — кара неизбежна. Итоги экзамена автоматически аннулируются, а тому, кто помогал абитуриенту жульничать, в особенности если услуга была платной, грозит уголовное преследование. Более того, в американском обществе активно ведутся разговоры о том, что неплохо бы сделать наказания за махинации с SAT еще суровее.
Вовсе не хочу предстать здесь пропагандистом американского опыта. Но разве нам не стоит замечать разумных вещей, которые прижились и работают в других странах? Не все американские вузы, к примеру, зачисляют студентов по результатам «механического» теста. И практически ни один не опирается исключительно на результаты SAT. Как правило, стандартной оценке базовых знаний сопутствует творческое эссе, рекомендации и школьные грамоты, опыт общественной работы (да-да, не удивляйтесь, есть и такой пункт, кажущийся сегодня возможным лишь в автобиографиях советских школьников), собеседование «по душам» — словом, всяческие способы, позволяющие получше узнать человека, который будет у вас учиться.
Почему же российские вузы должны быть лишены этой возможности? В конце концов, речь идет не об «учебной единице», а о человеке, с которым придется сотрудничать как минимум четыре года. Не просто сотрудничать, а создавать специалиста, человека не просто квалифицированного, но и нравственного вдобавок, поскольку только таким под силу поднять, украсить и сделать счастливой нашу страну.
Среди героев сказок Салтыкова-Щедрина есть снегирь, «с отроческих лет насвистанный». И почему-то вспоминается он, не слишком образованный, самоуверенный и незадачливый, частенько, когда заходит речь о современных проблемах образования. Да, можно «насвистать» детей на решение тестов (тем более, когда они требуют линейных, негибких ответов). Но при принятии человека в вуз хочется видеть не только «насвистанность» (хотя некая база знаний, безусловно, важна), но и мотивацию, и способность к самостоятельному мышлению. Задача школы — давать образование. А ведь это не только передача знаний и навыков, но и воспитание. Если забудем об этом, наш удел — заниматься не образованием, а дрессировкой.
Автор —председатель Синодального информационного отдела Русской православной церкви
