Уже ничто не помешает вождю сказать: полюбуйтесь, что вы тут без меня натворили!

В немецком произношении названий
континента — Ойропа — и валюты — ойро — этих самых «ой» — а то и «ужас» — уже
по меньшей мере три: Греция, Ирландия, Португалия. Но теперь к ним добавилось
четвёртое, многократно перекрывающее все их вместе взятые: Италия.
Правда, государственный долг
заальпийской республики пока далеко не так ужасен, как у меньших партнёрш:
примерно 1,2 годовых ВВП (у Греции — 1,4). Даже у Соединённых Государств
Америки долг примерно равен годовому ВВП.
Вдобавок в американском ВВП
официально половину составляют услуги, не востребованные нигде за пределами
страны, да и оказываемые в основном по несуразно завышенным ценам. Более того,
половина услуг — юридические, то есть заведомо не создающие ничего нового, а
лишь перераспределяющие уже созданное. Да и среди товаров внутриамериканского
производства более половины составляет так называемая интеллектуальная
собственность, учитываемая опять же по среднепотолочным ценам. Так что реальный
ВВП в 3–4 раза меньше официального, и, соответственно, американский госдолг
заведомо непосилен для отдачи. Поэтому, собственно, американцы и вынуждены
создавать по всему миру нестабильность: иначе кто бы давал им в безвозвратный
долг!
Но абсолютная величина итальянского
долга уже приближается к €2 трлн. Это вдвое больше всего
стабилизационного фонда евро даже после недавнего решения нарастить его в разы.
Масла в огонь подливают и
общемировые рейтинговые агентства. Все они базируются в Соединённых
Государствах Америки, так что просто вынуждены ориентироваться прежде всего на
интересы родины большей части персонала. Главный конкурент СГА по части
привлечения мировых финансов — Европейский союз. Поэтому любые решения,
уменьшающие привлекательность ЕС, поддерживают жизненный уровень самих
сотрудников агентств. Недавно они заявили о снижении надёжности итальянских
долгов до такой степени, что стране уже просто невыгодно брать кредиты на
свободном рынке. Тем больше денег с этого рынка утечёт за океан. А Италию
вынуждены поддерживать остальные страны ЕС — прежде всего Германия, не
поддавшаяся всеобщей моде на вывод реальных производств в регионы дешёвой
рабочей силы, а потому всё ещё способная зарабатывать собственным трудом.
Понятно, во всех итальянских
несчастьях обвинили почти бессменного руководителя страны, впервые
возглавившего правительство ещё в 1994‑м. Как только Берлускони объявил о
готовности уйти в отставку сразу после принятия парламентом программы
оздоровления экономики (то есть принудительного сокращения государственных
расходов), европейские акции, обязательства и прочие бумаги, до кризиса
традиционно именуемые ценными, резко подорожали на мировом рынке. Да и курс евро
поднялся. А итальянские депутаты на радостях решили поработать в субботу 12‑го,
дабы принять программу и избавиться от авторитарного вождя поскорее.
Но уже через пару дней евро и «ценные» бумаги вновь пошли вниз. Потому что итальянские беды проистекают не из ошибок премьера (и даже всего правительства), а из общих для всего нынешнего мира стратегических тупиков — жизни в кредит и отказа от значительной части производительного труда с выводом соответствующих производств за рубеж.
Да и горчайшее лекарство народ не примет ни из чьих других рук.
Берлускони популярен в Италии прежде всего потому, что успешно играет роль образцового итальянца. Его деловые успехи — предмет мечтаний любого рядового гражданина, надеющегося на удачу и собственные таланты (вне зависимости от реального их наличия). Его образ жизни — и подавно воплощение того жизнелюбия и любвеобилия, какое каждый итальянец старается показать всем окружающим. Наконец, его средства массовой информации поддерживают в массовом сознании образ, когда-то впитанный из тех же СМИ им самим.
Сейчас Берлускони отказался от формально второго и фактически первого места в государственной машине не только потому, что за предложенную им программу действий проголосовали не все 316 членов парламентской коалиции, а всего 308: при 630 членах парламента большинство в один голос заведомо шаткое, так что подобная неудача у премьера далеко не первая. Главное — он пока не хочет брать на себя всю полноту ответственности за урезание государственных расходов, увеличение доли ВВП, расходуемой на погашение долгов, и проистекающее отсюда падение уровня жизни.
Берлускони даже пообещал не
баллотироваться в следующий состав парламента (в Италии, как в большинстве
парламентских государств, министры набираются из числа депутатов). Таким
образом он дистанцируется от неизбежных результатов деятельности тех, кого
изберут на предстоящих уже в феврале — по воле всё того же Берлускони —
досрочных выборах.
А когда эти результаты приведут к
очередным внеочередным выборам, уже ничто не помешает вождю сказать:
полюбуйтесь, что вы тут без меня натворили! И народ сам вознесёт его вновь на
премьерство.
Правда, родился он 29‑го сентября
1936‑го и уже перевалил за 75 лет. Но, похоже, старательно изображаемый им
образ жизни вряд ли серьёзно сказался на запасе сил и здоровья. Так что, по
старой поговорке, Берлускони может ещё не раз простудиться на похоронах тех,
кто сейчас ждёт его похорон.
Что же касается проблем, подлежащих
решению в Италии, то, насколько я могу судить, это решение не зависит ни от
самого Берлускони, ни от парламента республики, ни даже от всех правителей ЕС
вместе взятых. Нынешняя — вторая — Великая депрессия, как и первая, проистекла
из структурных перекосов всей мировой экономики. И для её устранения предстоит
исправить всю структуру. Это — дело всех экономических и политических
руководителей мира вместе взятых. И оно должно опираться на экономическую
теорию, принципиально отличную от той, что завела мир в нынешний тупик (как
вывод из первой Великой депрессии опирался на Маркса и Кейнса). Скорее всего,
Италии легче будет идти по новому пути под руководством старого премьера. Так
что искренне желаю ему здоровья и долголетия — и физического, и политического.