Гений случайности
Хореограф, которого в США считают национальным достоянием, скончался два года назад в возрасте 90 лет. В завещании душеприказчики прочли его последнюю волю: отправить Меrce Cunningham Dance Company в двухлетнее турне, а после — распустить.
За два года труппа объехала пятьдесят городов, показала восемнадцать постановок (три из них — в Москве) и в декабре даст в Нью-Йорке последнее в своей истории представление. Каннингем поступил мудро. Авторские труппы, надолго переживающие своего создателя, — зрелище не из вдохновляющих. Вроде урны с дорогим прахом, стоящей на книжной полке. Исключения типа баланчиновского New York City Ballet лишь подтверждают правило.
О сохранении своего наследия маэстро, впрочем, позаботился. 200 балетов стараниями фонда его имени будут упакованы в «капсулы», содержащие всю информацию о сочинении. При желании потомки могут поставить балет или просто с ним познакомиться. Сейчас готовы 84 «инфосборника», три из них — «Biped» (1999) , «Xover» (2007) и «Тропический лес» (1968) — труппа привезла в Москву.
Это первый визит в столицу заслуженного (год основания — 1953-й) коллектива. В советское время Каннингем проходил по идеологически чуждой линии «формализма и абстракционизма». В постперестроечный период наши антрепренеры не обнаружили в нем необходимого россиянам эротизма, а затем хореограф потерял вкус к освоению новых территорий и сосредоточился на домашнем лабораторном творчестве. Отчасти тягу отечественных интеллектуалов к Каннингему уже после его кончины восполнил Михаил Барышников. Он привез в Москву и Петербург свою выставку — Merce My Way, куда поместил фотографии спектаклей и репетиций.
В представлении Барышникова, снимавшего «размытым» методом, Мерс предстал чувственным и нежным. В то время как на сцене он несентиментальный, жесткий и геометричный. Балет у Каннингема отнюдь не лирическое излияние, а строго просчитанная формула, почти заводской конвейер. Каждый создатель спектакля, будь то композитор, художник по костюмам или дизайнер по свету, ответственен за свой участок. А задача умного зрителя (на других Мерс не рассчитан) — собрать составляющие и получить от процесса сборки удовольствие. Вот, например, «Тропический лес», где Каннингем работал с гением рекламы Энди Уорхолом и мастером звуковой конкретики Дэвидом Тюдором.
Уорхол придумал серебристые надувные подушки — от малейшего дуновения они поднимаются в воздух и парят. Музыка Тюдора фыркает, хрипит, шелестит и жужжит. Танцовщики, не обращая внимания на звук и пространство, сосредоточенно вращаются, прыгают, бегают и скользят — в полном соответствии с продекларированной Каннингемом в 1950-е идеей случайности: «Я приготовил целые гаммы движений: одни для рук, другие для головы и т.д. Затем с помощью игрального кубика я установил их порядок. Когда получалась цельная фраза, я ее всю протанцовывал. Если же выпадали отдельные движения, я искал, чем их можно было бы сопроводить…»
С 1991 года Мерс начал экспериментировать c фигуркой на компьютере. Ощущение нелогичности движений — когда ноги, торс и руки двигаются независимо друг от друга — усилилось, а вместе с ним — и восхищение умениями каннингемовских танцовщиков. От показанного на Чеховском фесте «Xover» остается аналогичное впечатление. Труппа в прекрасной форме — жаль, что через несколько месяцев этим профи придется осчастливить другие коллективы.
«Ремонтный» задник в «Xover» (белые с красным полосы, дорожные заграждения) делал Роберт Раушенберг — еще одно громкое имя в списке партнеров Каннингема. К затянутым в белое трико артистам он (задник) на первый взгляд не имеет отношения. Как и музыка Джона Кейджа. Лучший друг хореографа сочинил микст шумов, прорезаемый великолепным контральто Джоан Ла Барбары. В особо экспрессивные моменты девушка смачно крякает, и зал, напряженно вычисляющий смысл целого, взрывается хохотом. Эта реакция также просчитана Мерсом. «Хватить собирать картину мира, расслабляйтесь и получайте удовольствие. Жизнь все сделает за вас», — наставлял он дотошных поклонников. Впрочем, до финала двухчасового спектакля добрались не все расслабленные. На «Biped» — почти космическом зрелище с видеопроекциями и струнными откровениями Гэвин Брайерс — зал катастрофически поредел. Видимо, и релаксация у Каннингема требует напряжения.
