Ширли-мырли в рубиновой оправе
Большой балет показал первые премьеры 235-го сезона - уже ставшие классикой "Рубины" в постановке Джорджа Баланчина и "Херман Шмерман" ныне здравствующего Уильяма Форсайта. Правда, для него этот балет - уже давно пройденный этап.
Выдающийся хореограф сегодня занят перфомансами и инсталляциями. Выставляется в Лувре, на Венецианской биеннале и других значимых площадках. Его танцовщики поют, кричат, декламируют, а зрители вступают в действие когда захотят. На вопрос о сохранении балетного наследия, в том числе своего, Форсайт отвечает: "Зачем? Разве есть такой закон?" Для потомков он тем не менее оставил два фильма. В первом - "Соло" - Форсайт танцует сам. Во втором - "Из классической позиции" - со своей женой Даной Касперсен. Процесс познания тела подан как интеллектуальный акт, сосредоточенный и самоуглубленный. Это и автопортрет, и творческий манифест, и размышление философа, не предполагающего, что его откровения кто-то прочтет.
Такого Форсайта у нас не видели, хотя с творчеством хореографа россияне знакомы. В репертуаре Мариинки было несколько его одноактовок, в том числе знаменитая In the Middle... с великолепной Екатериной Кондауровой. На одном из Мариинских фестивалей Форсайт представил дуэт из Steptext - танцевали его артисты. Пару лет назад Королевский балет Фландрии порадовал полновечерним спектаклем "Впечатляя царя" - маэстро нравилось роскошное слово Tsar. В гала-концертах зарубежные гости периодически исполняли фрагменты из Форсайта. В частности, па-де-де из "Херман Шмерман" привозили в Москву Венди Виллан и Альберт Эванс, солисты New York City Ballet - труппы, для которой и был поставлен этот балет.
"Херман Шмерман" - образчик "доперфомансного" Форсайта. Настолько типичный, что может служить пособием для желающих освоить его эстетику. Игривое название, что-то вроде "ширли-мырли", не означает ровным счетом ничего. Провокативные костюмы созданы хореографом в содружестве с Джанни Версаче - солистка щеголяет в полупрозрачном топе, солист под занавес появляется в пикантной юбочке. Наличествует легкий юмор - в финале квинтета танцовщики внезапно, как марионетки, возникают на фоне ядовито-желтой ширмы. Задействована акустическая среда постоянного соавтора Форсайта - электронщика-авангардиста Тома Виллемса. Мощный бит с мелодическими вкраплениями давит на психику, не позволяя расслабиться. Предусмотрена "гастрольная" структура - квинтет и па-де-де можно исполнять как вместе, так и по отдельности. И, наконец, имеется танец, чей главный сюжет, по словам Форсайта, заключается в организации тела посредством особых алгоритмов. А проще - во всевозможных телесных деформациях: скручиваниях и вращениях, резких остановках и поворотах. Все это преподносится с предельной физической отдачей - как будто в последний раз.
Ассистент Форсайта Ноа Гелбер, переносивший балет в Большой, ранее поставил в Мариинском театре два вполне традиционных сочинения - "Шинель" по Гоголю и "Золотой век". И, видимо, настолько проникся отечественной спецификой, что не стал требовать от своих подопечных верности Форсайту. "Херман Шмерман" получился русским и, можно сказать, обломовским - в том смысле, что соответствует алгоритмам героя романа Ивана Гончарова. У танцовщиков есть желание делать, но нет воли сделать. Тела организуются расслабленно, спокойно, с трезвой осмотрительностью. Об одержимости и самоуглубленности вопрос не стоит. Но процветает привычка развернуться анфас к публике и приятно улыбаться. И все же московского Форсайта нельзя назвать неудачным приобретением. Хотя бы потому, что в двух первых составах есть Вячеслав Лопатин и Наталья Осипова, при регулярном упражнении способные врасти в форсайтовскую хореографию. И великолепный Алексей Матрахов, уже с ней освоившийся. Кроме того, компактный балет удобен в пользовании - народу мало, музыка в записи и вставить его можно в любую тройчатку.
"Рубины" в этом отношении менее выигрышны. В отличие от демократа Форсайта, довольствующегося необходимым, аристократ Баланчин любил то, что в балете спокон веков считалось излишеством. Например, хороший оркестр и вкусно сделанную музыку. Подобную Каприччио для фортепиано с оркестром Игоря Стравинского, положенного в основу "Рубинов". Танцовщики и музыканты соревновались друг с другом, заводя себя и зрителей. Зрелище, блистающее всеми гранями инструментального и хореографического мастерства, мыслилось поистине драгоценным - под стать заявленному в названии камню.
"Рубины" Большого не похожи на изделие чистой воды и безупречной огранки. Нет ощущения молодости, упругости, дерзости, зато в избытке вялость и аморфность. Первые солистки - Наталья Осипова и Екатерина Крысанова, забыв завет хореографа: "Ничего не изображайте, просто делайте па", жеманятся, словно провинциальные примадонны. Отличный дирижер Игорь Дронов не справляется с лениво наигрывающим оркестром. Кордебалет воспринимает исходящие из оркестровой ямы звуки как досадную помеху сценическим действиям. А его женская часть никак не может взять в толк, что отставленное бедро в балетах Баланчина - не элемент лечебной физкультуры, а эротический жест...
