Ребята! Не Москва ль за нами?!

Вот уже больше месяца назад редакция "Известий" разделилась на две части: штаб остался в Москве, вторая часть переехала в резервную столицу - город Куйбышев (ныне, как и встарь, Самара). Сюда самолеты еженощно, спасаясь от вражеских истребителей, доставляют матрицы, здесь газета печатается в местной типографии и отсюда разлетается по стране. И вот уже месяц она выходит в меньшем формате. Закон военного времени: экономия на всем, в том числе на бумаге. Но бумага - хлеб пропаганды. Слово становится оружием не менее нужным, чем самолеты, танки и пушки. И газета выходит строго по графику, ни разу во время войны не опоздав.

Враг рвался к Москве. Его нужно было остановить любыми средствами и ценой. Вот уж точно: к штыку тогда приравняли перо наряду с журналистами десятки известных писателей. С разных фронтов в "Известия" присылали и привозили репортажи Николай Тихонов и Виссарион Саянов, Константин Симонов и Всеволод Иванов, Владимир Лидин и Геннадий Фиш.

Дважды на неделе Евгений Петров передавал корреспонденции с Можайского и Волоколамского направлений. "Здесь защищают грудь Москвы от прямого попадания в сердце". В этой пронзительной строке трудно узнать одного из отцов "великого комбинатора". Однако в памфлете "Дубина народной войны", живописуя "бандита-выскочку" Гитлера, он передает ему некоторые портретные черты щеголя-оборванца Остапа Бендера. Петров подмечает перемену в настроении фюрера - Гитлер начинает жаловаться: русские воюют не по правилам. Писатель цитирует немецкую газету "Брюсселер цайтунг". "Законные методы войны не нравятся большевикам... Сталин призывает гражданское население к борьбе с врагом всеми средствами, включая партизанские". Тут-то Петров и вспоминает толстовскую метафору, вынесенную в заголовок.

В эти же дни "Известия" печатают стихотворение Александра Твардовского "Мать" - фактически репортаж в стихах о русской женщине в подмосковной деревне. Фашисты разграбили ее дом и зверски расправились с хозяйкой. "Били - не убили. Как собаку,/ Бросили. Очнулась от росы./ Вот и ладно. Можно хоть поплакать,/ Чтобы слез не увидали псы". Но ее спасли наши солдаты, отвоевавшие село: "И она, хоть никого не знала,/ Кто воды ей подал, кто помог,/ Каждого от сердца называла/ Ласково и радостно: - Сынок!".

Все же главными "штыками", писавшими военную летопись, оставались журналисты "Известий". Практически в каждом номере выступали Александр Кузнецов (он погибнет в 1944 году под Севастополем) и Евгений Кригер.

В эти дни положение под Москвой было критическое: немцы развернули наступление по всему фронту на Можайском направлении. Встречая отчаянное сопротивление русской армии, они лютовали. "Пленных красноармейцев пытают раскаленным железом, выкалывают глаза, отрезают ноги, руки, уши, носы, отрубают пальцы на руках, вспарывают животы, привязывают к танкам и разрывают на части". Это из ноты наркома иностранных дел Молотова послам и посланникам стран, с которыми СССР имел дипломатические отношения, - о нарушении немцами Гаагской конвенции 1907 года об отношении к военнопленным, подписанной тогда и Германией.

Но немцам было не до церемоний. Они бесились, разочарованные провалом "блицкрига". Министр пропаганды Третьего рейха Геббельс раздраженно верещал, запугивая соотечественников: "Заботы и трудности, с которыми мы встречаемся во время войны, бледнеют перед тем адом, который ждет нас, если мы проиграем войну". Уже тогда допускал возможность поражения.

В тяжелые ноябрьские дни тем более важны были примеры отваги и стойкости советского солдата. Замечательный образец воинской смекалки приводит Кригер в репортаже "Одиннадцатый день". Два наших танка дали фашистам бой в подмосковном лесу. "Спасаясь от гибели, немцы забирались на наши танки, как застигнутые бурей пловцы бросаются на скалы. Два танкиста разделались с ними по-своему. Они быстро разошлись в стороны и стали бить из пулеметов друг по другу, сбивая с машин автоматчиков".

Москвичи, мужественно принимая испытания, тоже встали на защиту города: возводили оборонительные заграждения, шли в ополчение, собирали средства для нужд фронта (в фонд обороны внесли около 95 миллионов рублей, сдавали золото, платину, серебро). Они не теряли спокойствия и силы духа. Поразительно, но в эти дни открылся чемпионат Москвы по шахматам и состоялись первые соревнования нового зимнего сезона...

...Давние исторические события невольно вернули в ноябрь 2010-го. Разве не хочется сегодня порой воскликнуть вслед за Лермонтовым: "Ребята! Не Москва ль за нами?!"? Разве не оказалась нынче Москва некоторым образом в осадном положении? Только тогда был враг внешний, а сегодня, получается, внутренний, которому мы дали волю своими руками: полчища машин, закупоривающих город, безобразный оскал архитектурных уродов, сраженные на корню парки и леса, многое другое... Только надо ли (продолжая Лермонтова) умирать за Москву? Не лучше ли сообща помочь новой власти навести в столице порядок? Ради общей нормальной жизни.