Беспартийный неомодернист
"Известия" представляют очередного претендента на главную литературную премию страны "Большая книга". Борис Евсеев попадает в шорт-лист "Большой книги" второй раз. В прошлом году в финал вышел сборник новелл "Лавка нищих: Русские каприччо", в этом году - роман-версия "Евстигней". Писатель реконструирует биографию композитора XVIII века Евстигнея Фомина, возвращая ему славу основоположника русской классической музыки и репутацию диссидента того времени. В интервью обозревателю "Известий" Наталии Осс Борис Евсеев рассказал, чем ему близка фигура диссидента и кто мешает развитию литературного процесса в России.
известия: Первая ваша книга вышла в самиздате. Это был политический выбор или единственный способ напечататься?
борис евсеев: В 1978 году мои друзья, которые переживали, что меня не печатают, опубликовали двухтомник. На Западе я не хотел печататься, хотя были предложения. У меня принцип такой: писатель не музыкант, он должен высказаться сначала в своей стране, а потом уже - в Сан-Франциско, Калькутте. Тот, кто продает свои книги за рубеж до публикации на родине, обманывает и себя, и читателей. Мы помним писателей, которые там издавались, а потом оказывались ничем. Когда стоял выбор - печататься там или не печататься вообще - я выбрал последнее.
и: В нынешней ситуации вы себя ощущаете более свободным, чем тогда?
евсеев: Да. Но в творческом смысле я всегда был свободен. Из-за этого и не печатался. В советское время всё прощали, даже троцкизм и анархизм, но русская религиозная философия была прощена самой последней. Был у нас такой замечательный проповедник, духовный писатель - отец Александр Мень. Мы с ним тесно общались. Он написал первое предисловие к моим стихам. И многому меня научил. Но я не религиозный писатель. Критики назвали меня христианским неомодернистом. А мне просто глубокие мысли интересны.
и: Почему вы обратились к событиям и героям XVIII века? Это так актуально для вас или это намеренный уход от современных тем?
евсеев: Можно я Чехова процитирую? Чехов писал про Короленко: замечательный писатель, но зачем он так специализируется? Короленко был специалист по публицистическим обличениям. Так же как и Солженицын. Это очень сужает. Я не хочу специализироваться. Я музыкант по первому образованию, и история Фомина - та тема, без которой я не мог бы свою жизнь закончить достойно. Сейчас мне стало легче - я высказался.
Вообще тема русской музыки и, кстати, русской литературы XVIII века бродила во мне долгие годы, не давала покоя. Кто считается у нас основоположником русского классического стиха? Пушкин. На самом деле конечно же Батюшков. Кто считается основоположником русской классической музыки? Бортнянский и Березовский. Это замечательные композиторы, но не они положили основу, а Фомин. У нас как прилепятся умом к какой-нибудь одной фигуре, так и не могут отлепиться. И я в своей книге это старался даже не доказать, а показать.
и: Повлияла ли ваша книга на судьбу произведений Фомина?
евсеев: После выхода романа уже поступали предложения о постановке опер Фомина. Не ко мне, конечно. Меня просят проконсультировать - какую лучше поставить.
и: Образ, который возникает в романе, - композитор, не согласный и гонимый властью. Вы писали диссидента?
евсеев: Да. Диссентеры - их тогда так называли. По отношению к Фомину это слово встречается. За это его не очень любил Карамзин, который поддержал сплетню про Фомина, что тот "ссужает своё имя". Говорили и о том, что Фомин пишет оперы за других.
и: Фигура диссентера вам лично близка?
евсеев: Близка. Потому что это человек, который имеет свое мнение. А Фомин, который искромсал либретто Екатерины, имел свое мнение. В опере "Новгородский богатырь Василей Боеслаевич", вышедшей из-под пера Фомина, Екатерина услышала поступь истории. И страшно испугалась.
и: Критика упрекала вас в языковом кокетстве: "Евстигней" перенасыщен анахронизмами - "синпатия", "вотчим", "синфония". Зачем они вам в таком количестве?
евсеев: Реконструкция XVIII века без реконструкции русского языка невозможна. Язык - сознание нации! Я уже лет тридцать читаю Даля, Фасмера, авторов XVIII века. "Вотчим", "синпатия", "синфония" - так произносил Фомин. Критики этих слов часто не знают. Слово "симфония" не из греческого пришло к нам в музыку, а из итальянского - sinfonia. Реконструкция языка у меня очень бережная и не перенасыщенная. Я, например, ввожу кусок из письма Державина без кавычек. А критики не видят этой цитаты в тексте. Кстати, я помню единственную статью о "Евстигнее" со знаком минус. Эта статья Данилкина появилась едва ли не через четыре дня после выхода книги. Что можно успеть понять за такой срок?
и: Вы помните даты, когда выходили рецензии?!
евсеев: У меня профессиональная память.
и: Вы не ощущаете себя диссидентом в литературе?
евсеев: Я еще в 70-е отказался от диссидентского пути. Не по испугу, а потому что понял - или искусство, или диссидентство. Не знаю ни одного хорошего писателя, который вел бы активную диссидентскую деятельность: либо туда, либо сюда. Но я ощущаю себя совершенно внеположным нашей литературной тусовке, это правда. Я никогда не был ни с правыми, ни с левыми. Я вообще не люблю партии. Партия в литературе - это еще хуже, чем партия в политике.
и: А они есть - партии в литературе?
евсеев: Партии и кланы у нас превалируют в литературе! Писателей мало, а партий и кланов - в избытке.
и: Может быть, это литературные течения?
евсеев: Нет, течение есть течение. Основных течений в современной прозе семь: реализм, новый реализм, метафорическое, мистическое, модернизм, постмодернизм, "иная" проза. И есть кланы, объединенные по партийному и "производственному" признаку. Два основных - это крайние либералы и отпетые коммунисты. Они вроде бы сходятся в критике Путина, Медведева. На самом деле они сошлись в другом - им нечего сказать в искусстве.
и: Если вы правы и писатели объединяются в кланы, то не допустить ли, что работают поколенческие, художественные принципы?
евсеев: В русской литературе до 1917 года таких делений не было. Существовала высокая литература и "смирдинская словесность" (по имени издателя и книготорговца XIX века Александра Смирдина, выпускавшего книги массовыми тиражами. - "Известия"). В советское время появились РАПП, ВАПП и проч. Разделение с тех пор и идет. Грех литературных партий в том, что они все делают только для своих. Они не пустят чужих в журнал или газету. Эта клановая замкнутость приносит колоссальный вред литературе.
и: Вам, например, это как-то мешает?
евсеев: Мне лично мешает мало. Но есть люди, которые не могут попасть в литературу. Зато у нас полно фигур, которые при любом другом раскладе не могли бы занимать никаких позиций - премиальных, литературных, секретарских. Есть люди, которые еще лет 20 назад исписались, но все равно считаются светочами русской литературы. Есть, наоборот, очень молодые ребята, которые еще ничего не создали, но уже в лидерах. Формируется новая аллея звезд. Но там нет Маканина, не вижу Битова, Астафьева стали забывать, Аксенов - уже не первый писатель. А первые писатели теперь - это криминал-беллетристы. Есть жесткий пул крупных издательств, которые делают свою литературу, создают искусственный спрос, а потом этот спрос удовлетворяют.
и: Вы действительно считаете, что за всем этим стоит чья-то злая воля?
евсеев: Несколько воль. А смысл такой: качественная литература не нужна сейчас ни правителям, ни чиновникам, ни олигархам. Она нужна читателям. Читатель требует такую литературу.
и: Не согласна. Читателей хорошей литературы много среди чиновников и олигархов.
евсеев: Конечно, они есть. Вот пусть качественную литературу и затребуют, после этого она появится в большем количестве. Нужно создать в обществе и литературе честную, прозрачную атмосферу.
и: И как ее создать?
евсеев: Это вы меня спрашиваете? Я к этому близко не подхожу! Меня никуда не пускают. За десять последних лет я ни разу не выезжал по официальной разнарядке за границу. А уж каких только псевдописателей за это время туда не вывозили!
и: Получается, вы верны роли диссидента? Тогда вас не печатали, сейчас тоже есть проблемы.
евсеев: У меня нет проблем. Есть проблемы у русской литературы.
