Дягилев от Урала до Парижа
Москва продолжает праздновать 100-летие "Русских сезонов" Сергея Дягилева. Сначала Андрис Лиепа показал в "Кремлевском балете" свою версию "Павильона Армиды". Затем Мариинский театр представил тематический концерт "Павлова - Нижинский". А в субботу в игру вступил Большой театр, отметившийся трехактным представлением под названием "Дягилев-гала".
Программу руководство Большого балета решило составить по географически-хронологическому принципу. Первые представления "Русских сезонов" - "Половецкие пляски" (1909) и "Видение розы" (1911) отдали Перми, городу, где Дягилев провел детские годы и откуда отправился покорять Петербург. Один из последних спектаклей антрепризы - "Аполлон" (1928) достался солистам Гранд-опера, чья вотчина - Париж восхищался русскими танцовщиками более двадцати лет. Шедевр серединного периода - "Треуголку" (1919) Большой балет станцевал сам.
Строго говоря, к Москве Дягилев имел лишь косвенное отношение. Первопрестольную он не любил за суету и отсутствие "европейскости", что, впрочем, не помешало ему "выцепить" в Большом знойного брюнета Леонида Мясина, быстро ставшего успешным хореографом, автором той самой "Треуголки". Странно, что выпал из обоймы Петербург, где, собственно, и родилась идея грандиозного дягилевского мероприятия. Как сказал "Известиям" худрук Большого балета Юрий Бурлака, с Мариинкой "просто не удалось скоординироваться".
А скоординироваться надо было. Хотя бы для того, чтобы заменить Пермский балет. Некогда знаменитая труппа, еще лет пять назад слывшая третьей - после Москвы и Петербурга - балетной Меккой, на сей раз просто шокировала дремучей провинциальностью. Артисты элементарно не понимали, о чем танцуют. Никто им не объяснил, а сами они, увы, не догадались, что в изысканном "Видении... " главное не прыжки-вращения, а нюансы и полутона. "Не забудьте про трепет ресниц", - наставляла учениц первая исполнительница балета Тамара Карсавина. Какой там трепет... По сцене бродила девушка, не знающая, куда девать конечности, как снимать манто и усаживаться в кресло. И с грохотом приземлялся на негнущиеся ноги юноша с нелепой нашлепкой на голове (очевидно, долженствующей обозначать бутон розы), стесняющийся и себя, и своего, с позволения сказать, танца.
Дягилев, видя такое с небес, видимо, сильно нервничал. Не принесли ему успокоения и "Половецкие пляски", когда-то поразившие Париж азиатской роскошью и оргиастическим драйвом. В представлении дягилевских земляков роскошь свелась к флюоресцентным одеяниям, усыпанным блесками. А оргия - к низкопробному кафешантану. Разнокалиберные девочки, чьи некондиционные тела не скрывались накидками и шароварами, виляли бедрами а-ля "Наташи" в турецком баре. Мальчики, судя по фактуре и технической оснащенности, набранные из самодеятельности, казалось, были одержимы одной мыслью - остаться после прыжка на своих двоих, а не на четвереньках. Отчасти спасли положение хор и оркестр Большого театра: в особо тяжкие моменты можно было закрыть глаза и насладиться дивной музыкой Бородина, но в целом вывод напрашивается неутешительный: покажи Дягилев спектакли подобного уровня в Париже, "Русские сезоны" скончались бы во младенчестве.
Трудно поверить, что организаторы гала не знали, какой сюрприз преподнесет им Пермский балет. В плачевном состоянии труппы можно было убедиться, посмотрев "Корсар", привезенный пермяками на "Золотую маску". Так что причиной приглашения уральцев стали отнюдь не художественные соображения. В кулуарах поговаривали, что Большой исчерпал бюджет на нынешний сезон - "Суперигра" Светланы Захаровой съела все средства. А у пермяков обнаружился богатый спонсор, который оплатил приезд парижских этуалей, а заодно и пролоббировал родную труппу.
Уральскому спонсору следует сказать отдельное спасибо. Благодаря ему в России увидели совершенно неизвестного "Аполлона". В Новосибирске этот "белый" балет Джорджа Баланчина танцуют с ученической старательностью. В Мариинке - с благоговейным восторгом. В Париже, как оказалось, в фаворе веселый и фривольный "Аполлон". Что, впрочем, очень близко к замыслу хореографа, который называл своего героя лесорубом и пловцом, а его спутниц - озорными американскими герлз. Эрве Моро - Аполлон и музы во главе с топ-модельной Мари-Аньес Жийо - Терпсихорой таковыми и были. Вдохновленный их эротическими играми, наконец-то развеселился и зал, скучавший как на пермском шоу, так и на чинно-благородной, хотя и отменно профессиональной "Треуголке" Большого театра.
