Не ваше дело
Завершился фестиваль невербального театра "Личное дело № 3". Его организаторы в лице Агентства театра танцев ЦЕХ явно выбрали правильное название, отражающее эгоцентристскую суть мероприятия. Основная программа фестиваля выглядела делом сугубо личным. Хочешь танцевать - танцуй. Не хочешь - самовыражайся, как считаешь нужным. В любом случае тебя поймут и не осудят.
Да и кому судить? На сцене выступают участники, в зале сидят их друзья. На следующий день друзья становятся участниками, а экс-участники - друзьями. То есть работает замкнутая, самовоспроизводящаяся система, где все друг друга любят и делают, что душе угодно.
Зрителю, случайно забредшему на это действо, нелегко понять, за что он заплатил. Ни фуэте тебе, ни мало-мальски структурированного движения - словом, ничего, что не под силу было бы обыкновенному человеку. Умные организаторы предусмотрели эти упреки и запустили свое дело под обтекаемым термином - "невербальный театр". Извинились, так сказать, за малый танцевальный профессионализм и указали на другие достойные внимания вещи, как-то: инсталляция, видео, слово, вокал и т.д. И здесь, надо отдать должное, участники преуспели.
Португалец Иво Серра большую часть спектакля "Когда я падаю" отвел экранному показу себя любимого в суровых условиях пустыни. Его соотечественники Инесс Жак и Эдуардо Раон ("Падая вверх") пели, подвешенные за ноги к потолку. Швейцарка Мариса Годой ("Радикальный коннектор") сопровождала каждое свое движение устным комментарием. Москвичка Ольга Духовная ("Мое тело - мобильный телефон") сделала участником любовного треугольника компьютер. На этом фоне диссонансом смотрелся швейцарско-французский дуэт Лоренс Яди и Николаса Кантиллоны ("На сцене"), честно протанцевавший 15 минут. Однако всех превзошел португалец Тьяго Гуэдес ("Другие материалы").
Выйдя к зрителям, Тьяго оглядел зал, наклонился и сосредоточенно поскреб пальцами пол. Далее последовала серия малопонятных телодвижений, совершаемых в разных точках пространства. Вконец заинтриговав аудиторию, перформер бодрым шагом покинул сцену, чтобы через пару секунд выйти, и снова почесал на подмостки. Затем повторился сценарий первой двадцатиминутки, но на этот раз знакомые перемещения совершались с каким-либо предметом. Вот Тьяго аккуратненько, лист к листу, разложил на полу газетные полосы, методично склеил их скотчем, получившееся полотнище вывесил на предусмотрительно натянутую ленту. Баллончиком с краской нарисовал немудреный пейзаж с облаком и рощицей. Недостающую речку соорудил с помощью мешков для мусора нежно-голубого цвета. Речка плавно перетекла в море - для этого артист покрыл сцену теми же мешками, предварительно скрепленными скотчем. Налюбовавшись на свое создание, архитектор столь же методично его разрушил. Газетный ландшафт был скомкан и отправлен в кучу мусора, "речку" и "море" Тьяго ликвидировал, упаковавшись в данные объекты, как бабочка в кокон. Целлофан при этом нежно шуршал, восполняя отсутствующее музыкальное сопровождение. Последний штрих в новую картину мира Тьяго внес, налепив на заднике клейкими обрезками собственное имя.
Можно, конечно, порассуждать о глубинной сути этой затеи. О бренности творимого нашими руками, об ответственности человечества за экологические катастрофы и т.д. Но не хочется - слишком уж очевидна подоплека происходящего. Порезвился человек в свое удовольствие, "прикололся", что называется, по полной программе. И ничего тут не возразишь. Дело-то личное.
