Голейзовский вернулся со скандалом

В проекте "Мастерская новой хореографии" возрожден балет Касьяна Голейзовского "Скрябиниана". Наследники хореографа считают, что творческий замысел их предка предстал в искаженном виде, и собираются подать на Большой театр в суд. В то же время руководство БТ настаивает на своей художественной и юридической правоте.

Рядом с именем Голейзовского прилагательное "великий" не выглядит преувеличением. Эмигрируй он после октябрьского переворота, и сегодня мир знал бы его не хуже Джорджа Баланчина. Мистер Би считал Касьяна Ярославича своим учителем, а учитель вел жизнь изгоя.

В сталинские времена его клеймили за эротоманию. И ссылали в республики Средней Азии ставить национальные балеты и физкультурные парады. В хрущевско-брежневскую эпоху его изысканный стиль плохо рифмовался со здоровым обликом строителя коммунизма. И два балета, с немалыми препонами поставленных в Большом театре, быстро сошли со сцены. Один из них - "Лейли и Меджнун" - уже мало кто помнит. Второй - хореографическая сюита "Скрябиниана" - сохранился благодаря фильмам, снятым Юрием Альдохиным и Феликсом Слидовкером. Его и решил вернуть на сцену Большой балет.

Возвращение получилось триумфально-скандальным. Триумф - потому что показ привел зал в состояние радостного возбуждения, и все три дня не было отбоя от желающих проникнуть на Верхнюю сцену. А скандальными могут быть последствия этой акции. Наследники хореографа намерены судиться с Большим театром, отстаивая чистоту первоначального замысла. Что именно они считают оскорблением памяти Голейзовского, и как руководство Большого реагирует на эти претензии, выяснили "Известия".

Внучка хореографа Флена Голейзовская: "Дед перевернулся в гробу"

вопрос: Каковы ваши претензии к БТ?

ответ: О том, что в Большом готовится показ "Скрябинианы", я узнала случайно. Нам, наследникам, об этом даже не сообщили. Я попросила разрешения заснять репетиции, чтобы показать их людям, которые принимали непосредственное участие в этой постановке Голейзовского. Ничего этого не было сделано. В результате мы получили вопиющее искажение авторского замысла. В первую очередь это касается костюмов.

в: Мне показалось, что костюмы Рустама Хамдамова очаровательны. Физкультурные трусы и майки, задрапированные прозрачной тканью, смотрятся и свежо, и иронично.

о: Хамдамов - талантливейший человек, но ему, видимо, просто не объяснили, что именно хотел хореограф. Сохранились документы, где четко сказано, какими должны быть костюмы. Это комбинезоны без швов, создающие иллюзию наготы. Голейзовский говорил: "Скрябиниана - это человек, цвет и свет. В костюмах не должно быть вещественных, материальных деталей, отвлекающих от великой мудрости и абстрактности скрябинского вдохновения" А уж "рубить тела на куски" трусами и майками, одевать мужчин в юбки - это просто недопустимо! Цвет и свет в новой постановке тоже искажены, хотя еще в 1910 году хореограф обсуждал светопартитуру с Александром Скрябиным, автором идеи свето- и цветомузыки. Она тоже зафиксирована в деталях. Мы предложили за свой счет привезти техническое оборудование, пригласить специалистов. Большой театр отказался. Ну и, наконец, искажена драматургия. В частности, у Голейзовского балет заканчивается новеллой "Героический этюд", что, согласитесь, важно для концепции. В БТ финалом стала "Драматическая поэма". Мотивируется это тем, что там танцуют звезды. Наверное, Касьян Ярославич от такого "художественного" решения в гробу перевернулся.

в: Вы пробовали договориться с руководством БТ?

о: Мы предложили компромиссный вариант: пусть артисты станцуют в репетиционных костюмах, а на поклоны выйдут в костюмах Хамдамова. Нам ответили: у нас не дефиле. Что тут скажешь? Мы за восстановление "Скрябинианы", но против надругательства над творчеством Голейзовского. С юридической точки зрения это беспредел. С точки зрения искусства - профанация. Поэтому мы подаем в суд. Мы обвиняем Большой театр в искажении авторского произведения и незаконном публичном показе. Администрация не только не имела разрешения показывать спектакль, но и получила письменный запрет. Материальное выражение иска мы еще обсудим с юристами. В российской практике защиты авторских прав подобные претензии оцениваются в пределах 5 миллионов рублей.

Худрук Большого балета Алексей Ратманский: "Раздеть артистов невозможно"

вопрос: Почему вы решили отказаться от авторских костюмов?

ответ: Голейзовский, как мы можем прочитать в документах, сам был не очень ими доволен, постоянно экспериментировал в этом направлении, что дает нам моральное право искать другие решения. В идеале, как вы знаете, он вообще хотел раздеть артистов. Но на сцене это невозможно по понятным причинам. Мне кажется, что Рустам Хамдамов нашел очень тонкое, точное и неожиданное решение. Он отразил внутренний мир, настроение "Скрябинианы" и при этом попал в точку - это находит отклик в нынешней аудитории. По крайней мере, у меня. Я знаю, что люди, мнению которых я доверяю, тоже находятся под впечатлением. Для меня это совершенно новый взгляд на Голейзовского. Я думаю, что именно в таком виде его хорео-графия может произвести впечатление на современную публику.

в: А как же авторская светопартитура? У вас действительно очень скромный свет.

о: Ну, потому что у нас экспериментальные мастерские, тут не до света, мы им даже не занимались - не тот формат. Когда будем делать спектакль на основной сцене, а мы его сделаем, я надеюсь, - это будет другая история.

в: Вы все-таки планируете договориться с наследниками?

о: Хотелось бы. Без их ведома о дальнейшей работе речи быть не может. Они считают, что должно быть так, как было когда-то, а я считаю - нет, не должно. Потому что все записи, которые мы имеем в своем распоряжении, выглядят устаревшими. Не знаю, в чем там дело - в исполнении, костюмах или в чем-то еще... К тому же подобная практика интерпретации наследия принята во всем мире - когда творец уходит, его сочинения порой прочитываются самым неожиданным образом. И на этом пути возможны яркие открытия. Мне кажется, что здесь нет проблемы, а есть повод для дискуссии.

в: Но на сегодняшний день это повод для судебного иска...

о: Что ж, мы готовы. У нас достаточно сильные позиции. Во-первых, наш спектакль не коммерческий показ, а скорее открытая репетиция, на которую не продавались билеты. Во-вторых, проиграет от этого процесса только Голейзовский. Его могут забыть. Но я думаю, те, кто посмотрел спектакль, его уже никогда не забудут.