Девять разгневанных женщин
Сразу два московских муниципальных театра - под руководством Романа Виктюка и Армена Джигарханяна соответственно - отметили новый календарный сезон спектаклями о вреде женской праздности. Труппа "главного армянина страны", всенародного любимца разрешилась от репетиционного бремени "Геддой Габлер". Виктюк поставил хрестоматийную пьесу француза Робера Тома "8 любящих женщин". И пусть будет стыдно тому, кто скажет: лучше бы "12 разгневанных мужчин"...
Вообще все свои спектакли (ну, или почти все) Виктюк ставит о женщинах. Только иногда их играют мужчины. Последняя премьера решена компромиссно: семь актрис и один актер в женской роли - Олег Исаев (Бабуля). Исаев сидит в инвалидном кресле, выставив голенастые, обтянутые колготками ноги. Крепость нижних конечностей вполне оправданна: карикатурная параличная старуха в действительности шустра, не дура выпить и вообще здоровья отменного.
"8 любящих женщин" отчасти напоминают "10 негритят". Психологический детектив в духе Агаты Кристи - про то, как накануне Рождества в заметенном снегом особняке главу семейства находят с ножом, торчащим меж лопаток. Телефон испорчен, автомобиль сломан, вокруг - белая целина. Восемь домочадцев - разного возраста, но одного пола - подозревают в убийстве друг друга и в ходе самодеятельного расследования открывают для себя и для публики массу неаппетитных подробностей. Два с половиной часа на сцене перетряхивается грязное белье покойника по имени Марсель, а также всех его женщин.
Роман Виктюк утверждает, что в процессе постановки вдохновлялся не столько первоисточником, сколько экранизацией Франсуа Озона - нашумевшей лентой пятилетней давности с истинно звездным исполнительским составом, включающим Катрин Денев, Изабель Юппер и Фанни Ардан. На деле Роман Григорьевич скромничает: режиссерскую задачу по сравнению с Озоном он явно усложнил. Никаким Озоном в атмосфере этого спектакля и не пахнет. У того - бенефисные роли, богатый набор женских типов и характеров. У нашего все поначалу даже одеты, как инкубаторские, - в черные шинели и кожаные шлемы а-ля летный состав. Различить, кто есть кто, нереально - хоть из первого ряда. Более того, нет смысла глаза ломать: все бабы - одинаковые. Одинаковые стервы.
Впоследствии выясняется, что под шинелями у актрис бог знает что - всякие прозрачные, короткие, с разрезами и в блестках штучки-дрючки. Но общий посыл от этого не меняется: главной героиней Виктюка остается темная, стихийная, не персонифицированная женская сущность (сучность).
Актрисы, среди которых дочь Маргариты Тереховой - Анна, мотаются по четырем деревянным лестницам, орут, как взбесившиеся чайки, время от времени набрасываются на служебный подпорочный шест и трутся о него с неистовостью белых медведей из знаменитой песенки, а также исполняют сольные либо парные пластические номера - включая танец двух лесбиянок. Все эти изыски требуют от зрителя, скажем так, физической свежести. Если ты встал утром по будильнику и целый день честно трудился, от извращений "8 любящих женщин" твои ресницы неумолимо тянет вниз. Не в смысле - глаза бы на это не смотрели, а просто скучно. Все-таки волнующую тонкость разврата, достигнутую в "Служанках", переплюнуть не удается. Не может Виктюк побить свой собственный рекорд.
При этом надо заметить, что никакого списка грехов - ни канонического, ни расширенного и дополненного - не хватит, чтобы описать этих удивительных женщин. Им подвластны все грани порока - причем с малолетства. Они умеют убивать, воровать, клеветать, соблазнять чужих мужей, беременеть от собственных отчимов. Единственное, что им не дано категорически, - любить. Насчет "любящих" женщин Тома выразился, разумеется, иронически, рисуя в воздухе кавычки.
Невидимый (более того - до поры до времени просто не существующий), но подразумеваемый труп Марселя валяется где-то на антресолях - никому не нужный и не омываемый ничьей слезой. Жена, любовница, две дочери, родная сестра, свояченица, то есть сестра жены, теща и служанка крайне заинтересованы выяснить, кто убил их кормильца, но искреннего сожаления по случаю его кончины не выказывают. Их единственное "оправдание" - в том, что и друг к другу нет у них ни капли сочувствия. Дети ненавидят матерей, матери - детей, генеалогическое древо дает исключительно побеги ненависти. Оправдание же публики, взирающей на сцену равнодушно либо с ухмылкой, - в том, что Виктюк ставит не реальную, а абсурдистскую драму. Свой главный месседж - про дефицит любви в современном мире - он на сей раз закопал слишком глубоко. И мысль, что лучше хоть какая-нибудь любовь, пусть однополая, чем вовсе никакой, - мысль, которую прежде удавалось поднять на философскую высоту и внушить даже самым убежденным натуралам, на сей раз доверия не вызывает. Спасибо, мы уж как-нибудь так...
Тут я должна с изумлением отметить, что и в театре такого легендарного натурала, как Армен Борисович Джигарханян, юная Гедда Габлер (Светлана Макарова) проявляет бисексуальные наклонности. Впрочем, впроброс и мимоходом - от чудовищной скуки бытия.
Как известно, Генрик Ибсен, суровый северный скальд, страдавший бессонницей, человек с лицом тролля, циник и эротоман, наплодивший внебрачных отпрысков по всей Европе, был отцом не только новой драмы, но и норвежского феминизма. Едва ли не самую отталкивающую из его героинь - Гедду - за 120 лет трактовали по-разному. Иногда очень тонко. Порой - совсем просто, как вот сейчас у Джигарханяна. Избалованная генеральская дочка выходит замуж за рабочую лошадку от науки Йоргена Тесмана. Мужа она не любит, от перспективы материнства ее тошнит (не физически, но морально), целыми днями она мается, не зная, куда себя приткнуть и к чему приспособить, бывшего возлюбленного шутя доводит до самоубийства, под финал задается чисто русским вопросом: "А не застрелиться ли мне?", идет и стреляется. В основе всех порывов - тоска и злоба пустого, капризного, инфантильного существа.
Если вы скажете, что "Гедда Габлер" - не об этом или не только об этом, я отвечу вам, что хороших режиссеров в Москве мало и стоят они дорого, бюджетному театру не по карману. Зато Джигарханян, сам будучи великолепным актером, не промахивается, набирая труппу. Да, получился спектакль позавчерашнего дня - с подробной выгородкой, многочисленными дверями, дикими выходками - вроде I Did it My Way Фрэнка Синатры, возникшей ни к селу ни к городу, и оглушительными бутафорскими выстрелами. Но актеры - в рамках небогатой концепции - работают превосходно, чем, собственно, и объясняются: а) битком набитый зал на Ломоносовском проспекте; б) овации на поклонах.
Единственной режиссерской находкой можно считать подругу Гедды - Теа Эльвстед (Мария Соловьева). Прототипом для этой роли почему-то выбрана госпожа Новодворская. Весовые категории, правда, не совпадают, но все прочее - как на ксероксе сделано. Копия. Публика веселится, не оставляя фру Эльвстед ни единого шанса прослыть героиней. Когда Гедда констатирует: "Глупая ты, Теа", а Теа с характерным прононсом соглашается: "Да, это так", на сцене наступает момент истины...
Итак, в Москву пришла весна - пора женских триумфов и брачного воркования, и что же мы видим на столичных театральных сценах? Сплошные монстры в женском обличье, похотливые зверушки, собрание карикатур. "8 женщин" - какими они вышли у Виктюка, и "Гедду Габлер", какой ее увидела режиссер Анна Башенкова, на мой взгляд, объединяет общая тема: если труд якобы создал из обезьяны человека, то безделье - абсолютно точно - превращает женщину в ведьму. А коли та или иная ведьма официально называется "светской львицей", сущность (сучность) от этого не меняется.
Теперь на очереди две тройки от Галины Волчек - в среду в "Современнике" предъявят третью редакцию знаменитых "Трех сестер". Русский Ибсен - Антон Павлович Чехов - считал труд лекарством от всех пороков. В том числе и для женщины.
