Очень своевременный арест
Взятие под стражу замминистра финансов С.А. Сторчака было исполнено с нарочитым драматизмом - чуть ли не у аэродромного трапа. Но таковы законы детективного зрелища - все телевизор смотрим: промедли органы еще чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. Правда, в данном случае вряд ли медлительность органов была бы столь роковой. Кинжальный арест был произведен по обвинению в приуготовлении к покушению на хищение. Чтобы довести приуготовление до стадии fait accompli (свершившегося факта. - "Известия"), нужно известное время, в течение которого покушающийся сам бы запутался в силках, расставленных органами, и сам бы дал на себя улики.
Опять же согласно официальному заявлению Минфина, чтобы приуготовления к покушению увенчались успехом, расхитительскую схему в конце ноября должны были бы завизировать сам Минфин, МЭРТ, Минюст, ВЭБ и правовой департамент правительства. Либо Минфин официально лжет, либо многолетний замминистра в упор не видел данной проблемы, либо все поименованные ведомства визируют любые документы не глядя, либо они сами в доле. Все варианты хороши и убедительны - выбирай на вкус.
Для кого неубедительно, может выбрать еще пару. В ходе мозговых штурмов по поводу пробуксовывающей избирательной кампании уже встречались рассуждения, что показательные аресты коррупционеров могли бы добавить динамики. Это не считая того универсального экспертного рассуждения, что в мире важных интересов самые разные влиятельные лица приуготовляются к различным покушениям. Замминистра мог сам приуготовляться, а мог и помешать чужим приуготовлениям, за что его и постигла суровая кара закона.
Однако кто бы ни был прав, сухой остаток очевиден. Министерству финансов выражено политическое недоверие. При наличии доверия проблему не решали бы со столь кинжальной скоростью, причем в момент, когда министр в Южной Африке, а премьер в Париже. Тут мы далеко ушли от невозвратных времен культа личности. В 1937 г. - пребывая, конечно, в стесненных обстоятельствах, кто бы спорил - наркомы все же визировали аресты своих ближайших подчиненных.
У нас вышло иное. Наркомфин А.Л. Кудрин не визировал и даже не знал, а когда узнал - возроптал. Кроме тех соображений, что к версии следствия могут быть вопросы, и соображений корпоративной солидарности - при аресте такого уровня недоверие выражено всему учреждению - есть и соображения статусного характера. Даже до сентябрьских перестановок в правительстве, повысивших, по общему мнению, аппаратный вес А.Л. Кудрина, этот вес и так был весьма велик. В политических системах вроде нынешней право отдельного доклада многого стоит, и А.Л. Кудрин этим правом обладал.
Когда выясняется, что отдельный доклад отдельным докладом, а арест ближайшего сотрудника - арестом, это не назовешь аппаратной устойчивостью, причем дело тут не в личности и не в экономической политике А.Л. Кудрина. К ним всякий волен относиться как угодно. Дело в том, что во всяком сколь угодно открытом обществе и сугубо в не совсем открытом (и трегубо - во время избирательной кампании) министерство финансов есть ключевое ведомство и министр - одно из самых доверенных лиц правителя. В самой демократической государственной практике всякое бывает, и правитель должен верить министру финансов как себе, а министерство - работать как часы.
Чтобы за две недели до думских выборов (а там в марте еще одни, да и общая политическая ситуация не отличается большой ясностью) выражать недоверие министерству финансов и фактически стопорить работу ведомства, нужны либо запредельно веские причины, либо запредельное непонимание смысла и последствий таких поступков.
