И никакого "Кетчума"
Как апологеты, так и критики нынешнего царствования по крайней мере согласны в том, что дикого капитализма начала 90-х, который придавал России очарование Гуляйполя, более не существует в его первозданном виде. Апологеты отметят, что цивилизуемся, критики укажут, что шило всего лишь сменилось на мыло, самовластие индивидуального братка - самовластием братка государственного, но с тем, что простодушия 15-летней давности более не существует, не будут спорить ни те, ни другие. Между тем зря.
Граждане, пользующиеся окном в мир - аэропортом "Шереметьево-2" (да и другими аэропортами тоже), при каждом возвращении на родину имеют возможность, будто на машине времени, вновь погружаться в атмосферу ранних рыночных реформ. Точь-в-точь как тогда, миновав госграницу и таможню, первым делом они оказываются вынуждены пройти сквозь строй навязчивого сервиса таксистов, которые, ровно борзые кобели, бросаются на пассажиров с предложением своих услуг. Навязчивость не имеет благоприятного объяснения. Те пассажиры, которых встречают, и те, которые пользуются общественным транспортом, - им таксисты вообще не нужны. Тем, которые желают воспользоваться такси, нужно всего лишь проделать то же самое, что и в других аэропортах мира. Пройти с тележкой несколько десятков метров до выхода на улицу - там будет стоянка такси. Весьма дорогого, но хотя бы официального, без сюрпризов. Единственный смысл толпы таксистов, на запросы которых очень мало кто клюет, - дождаться клюнувшего простака и уже отыграться на нем по полной программе. Добросовестным предложением услуг здесь и не пахнет.
По меркам 90-х тут нет ничего особенного. Разных недобросовестных услуг кто только и где только тогда не предлагал. И наперсточники, и торговля с тротуара, и дефиле проституток на центральных улицах. Но русский быт с тех пор несколько упорядочился, о наперсточниках уже и забыли - тем менее сообразно видеть чудом сохранившуюся картину смутного времени не где-нибудь, но сразу при въезде в страну. Как если бы кто специально задавался целью продемонстрировать, что дикость никуда не делась и является во всей красе сразу за пограничным переходом - "Узнаю тебя, Россия".
Желание убрать эту красу по крайней мере с парадных въездов вряд ли можно назвать показушным. В самых просвещенных городах мира есть свои клоаки, куда лучше не соваться, но просвещенность выражается в том, что язвы общества знают свое место и в приметных местах им являть свою красу не дозволяет полиция. Пессимизм того рода, что борзые кобели не были бы столь борзыми, не имей они надежной крыши, а значит - сделать ничего невозможно, тоже неоснователен.
То, что их крышуют, что у начальства протерты глаза, - несомненно. Представим себе, однако, что у лучших гостиниц, театров, магазинов толпами собираются различные отряды люмпен-пролетариата (живописные нищие, проститутки, кидалы, каталы etc.) и назойливо пристают к посетителям. Очевидно, логика "их крышуют, верхнее начальство тоже в доле, стало быть, ничего не поделаешь" была бы с не меньшим основанием применима и к этим случаям. Чем, однако, доказала бы свою недостаточную универсальность. Хотя очевидна выгода, которую во всяком месте может иметь тройственный союз люмпен-пролетариев, милиции и начальства, наблюдается он не во всяком месте. То есть административная воля, желающая блюсти благочиние, в некоторых случаях вполне себе работает.
Неясно, что мешает распространить эту волю на те знаковые места, где люмпен-пролетариат выставляет страну в непотребном виде. Тут не нужно ни международного PR-агентства "Кетчум", ни эксклюзивных гонораров, достаточно начальственного удара кулаком по столу.
