"Боря, старик, давай!"
Большой театр отпраздновал двойной юбилей педагога-балетмейстера Бориса Акимова. 40 лет назад знаменитый танцовщик впервые вышел на прославленную сцену, а в прошедшем июне ему исполнилось 60.
В бытность свою премьером Акимов с блеском представлял экспрессивный мужской стиль Большого балета. Покинув сцену, возглавлял Московскую академию хореографии и балетную труппу Большого театра. Но все это в прошлом. В череде ярких персонажей БТ Акимов - фигура нетипичная. Он начисто лишен амбиций и погружен исключительно в творчество. Во всяком случае, Акимов - единственный худрук, который после отставки остался в театре простым педагогом и этой своей ролью полностью удовлетворен.
Школу Большого театра он окончил по классу Мариса Лиепы. Премьер, утомленный карьерой, нередко входил в зал со словами: "Ребятушки, я пришел сказать, что должен уйти... Боря, старик, давай!". И юный Акимов давал. Свой собственный, ныне прославленный на весь танцевальный мир класс. Артисты Бориса Борисовича боготворят. Об акимовском экзерсисе, который и учит, и лечит, ходят легенды. Лондон, Милан, Вена, Гамбург, Мюнхен, Копенгаген, Париж, Амстердам, Санкт-Петербург вот еще не полный перечень балетных столиц мира, чьи танцовщики испытали на себе целительную пользу его занятий.
Ничего удивительного, что гала-концерт в честь Акимова собрал посланцев всех европейских школ. Вечер, срежиссированный юбиляром, получился компактным, динамичным и темпераментным. Из ярких впечатлений отмечу аристократически сдержанного Андрея Уварова в адажио из "Раймонды". Восходящих звезд Парижской оперы Элеонору Аббаньято и Бенжамена Пеша в мелодраматическом дуэте из "Дамы с камелиями" Джона Ноймайера. Солистов Датского королевского балета Алину Кожокару и Йохана Кобборга в гротесковом адажио Кима Бранструпа. Приму Королевского балета Великобритании Тамару Рохо мятежную Айседору в посвящении Фредерика Аштона Айседоре Дункан. И, разумеется, Ульяну Лопаткину.
Акимов позволил гордости Мариинки выступить дважды: в первом отделении с традиционным "Лебедем", во втором с поэтичнейшей композицией Ханса Ван Манена "Три гносьенны" на музыку Сати. С одной стороны, московскому зрителю, визитами Лопаткиной не избалованному, такая щедрость бальзам на душу. С другой ход опрометчивый. Давно замечено, что в собрании любого ранга Лопаткина невольно выступает в роли ангела-истребителя. После ее божественной самоуглубленности привычные балетные страсти кажутся мелкими и незначительными.
