Волк в овчарне
Известия из некогда тишайшего фламандского захолустья - курортного городка Остенде, где тридцать чеченских беженцев, спасающихся от жестокостей российской военщины, учинили скопом разбойное нападение на дискотеку, производят сильнейшее впечатление.
Речь даже не идет о том, что жертвам геноцида неведомо то простейшее этическое правило, согласно которому в ответ на благодеяние (предоставление убежища и ежемесячного пособия в 850 евро таковым, очевидно, является) не следует совершать гадости в доме благодетеля. В рамках родоплеменной морали все не принадлежащие к племени суть не люди, а бараны, созданные, чтобы удовлетворять потребности благородных волков.
Но даже и родоплеменные представления не обязательно должны быть равнозначны крайнему идиотизму. Набеговая экономика действенна, когда есть операционная база, куда можно укрыться с добычей. Когда такой безопасной базы нет - не в окрестных же дюнах скрываться, - хищники быстро могут быть обезврежены. Благо, как раз на середине 15-минутного ж.-д. перегона между Брюгге и Остенде находится благоустроенное заведение для хищников, окруженное рвами и стенами с колючей проволокой. Далеко ехать не придется, а вооруженное нападение скопом по предварительному сговору, будем надеяться, и в Бельгии влечет по закону весьма неприятные последствия.
На что рассчитывали жертвы геноцида, в самом деле не вполне понятно - занятие вооруженным бандитизмом нигде не рассматривается как деяние, способствующее приобретению гражданства.
При этом есть еще один нюанс. Всего беженцев в Остенде было около сотни (включая, очевидно, и женщин, и детей - не одни же крепкие мужчины искали убежища), а вооруженное скопище насчитывало тридцать человек. Такому соотношению активных бойцов к общей численности населения любой генштаб позавидует, и при такой отмобилизованности на "в семье не без урода" разбой не спишешь.
Но еще менее понятно, на что рассчитывали власти Западной Фландрии. Похоже, они были движимы чисто гуманистическими соображениями, поскольку дефицита рабочей силы в Остенде не наблюдается - непрестижные работы уборщиков, уличных торговцев etc. исполняют сами фламандцы. Это не говоря о том, что представить гордого чеченца метущим улицу или торгующим фруктами довольно затруднительно. В каком качестве видели местные власти своих будущих сограждан, известно только им самим. Единственное объяснение может заключаться в том, что власти испытывали сильный дефицит головной боли - и решили его восполнить.
Непонятно лишь, зачем они решили попутно сгубить экономику города. В принципе бандитизм, будучи явлением не самым приятным, не обязательно совсем уж губителен для хозяйства. На американском Диком Западе или в русском Харбине начала XX века этого добра хватало, что не мешало капитализму расти фантастическими темпами. Но основой экономики города является туризм - тут и собственно бельгийцы, тут и небогатые семейные французы, а главное - тьмы английских пенсионеров, для которых при тяжелом фунте Бельгия - весьма дешевая страна. И - как прежде казалось - крайне спокойная.
Но всякий туризм - и сугубо, и трегубо семейный и пенсионный - предполагает в качестве главного условия безопасность. Чем курортная экономика и отличается от Харбина или Техаса времен О. Генри. Оживление курортного быта жертвами геноцида убивает бизнес на корню - люди едут отдыхать, а не за приключениями.
Из сердечного сочувствия к гонимым вайнахам подвести своих честных и трудолюбивых сограждан под угрозу разорения - это такая вершина гуманитарного сознания, которая не всякому и доступна.
