Турнир поэтов
В старину кремленологам было легче. Существовали научные методики, позволяющие глубоко понимать процессы в Политбюро по расстановке вождей на трибуне Мавзолея. Сегодня Мавзолей для расстановки не используется, отчего кремленологический хлеб стал более трудным. Не удивительно, что стилистический спор Д.А. Медведева с В.Ю. Сурковым касательно термина "суверенная демократия" вызвал большое оживление аналитиков - сразу стало возможным понять, как стоят на Мавзолее первый вице-премьер и замглавы администрации, каковое понимание очень важно.
При том что скорее всего Д.А. Медведев рассуждал всего лишь как мастер художественного слова - "Если же к слову "демократия" приставляются какие-то определения, это создает странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идет о какой-то иной, нетрадиционной демократии". Здесь простое правило: пусть даже верные, но сложные рассуждения легко задавливаются одной неконтролируемой ассоциацией. Если воля суверенного народа (в чем вроде бы заключается демократия) подлежит утверждению в некоторой высшей инстанции, находящейся вне страны, где живет этот народ, с понятием "демократия" возникают сложности - но именно что сложности, требующие осмысления. На уровне же языковом все проще. Демократия, будучи богом века сего, мыслится как совокупность всех возможных совершенств. Любое определение (социалистическая, суверенная etc.), приложенное к демократии, рассматривается как сужающее и ограничивающее. Получается что-то вроде разницы между Государем и милостивым государем, на каковую сложность проницательный Д.А. Медведев своему товарищу и указал.
Интересное началось, когда к дружеской полемике присоединились единороссийские идеологи. Председатель идеологической комиссии ЕР О.В. Морозов, представляя эскиз будущего единороссийского манифеста, в вопросе о суверенной демократии взял сторону Д.А. Медведева, т.е. солидаризовался с мнением, что не допускающая неконтролируемых ассоциаций выверенность стиля - важнее. Но немедленно вслед за тем идеолог предложил новый образ: "Мы партия исторического реванша... Реванш - очень хорошее начало, очень сильное двигающее чувство". С тем, что реванш - сильное чувство, кто бы спорил. Достаточно посмотреть словарную статью "revanche, f, отплата, отмщение, воздаяние". Всякий знает, сколь захватывающим может быть желание мести. Но знакомство с историей позволяет отметить другое обстоятельство. Слово "реванш", как самохарактеристика политической линии, встречается лишь единожды. Во Франции после поражения 1871 г. и утраты Эльзаса с Лотарингией реванш был национальной идеей вплоть до 1918 г., когда месть свершилась и прозвучала победная песня "Ils ont rendu L'Alsace et La Lorraine". Цена отмщения известна. После этого говорить "Наша цель - реванш" (хотя бы она была именно такой) стало не принято. Де Голль говорил не о реванше, а о величии Франции. Политиков, желавших, чтобы после 1945 г. Германия поднялась из руин, называли западногерманскими реваншистами только их враги, а сами себя они так никогда не называли.
Причина проста. Вернуть прежнее величие, подняться из праха - действия такого рода предполагают прежде всего труд, упорное внутреннее строительство, и объявлять труд своей целью вполне почтенно. Реванш, т.е. месть, с обязательностью предполагает объект мести, eo ipso - угрозу и запугивание. Если ЕР об этом не думает, о том всегда подумают потенциальные объекты мести. Взявшись стилистически править В.Ю. Суркова (что хорошо и правильно), за своим собственным стилем тоже неплохо доглядать.
