Две реформы
Наконец-то подведенные итоги выборов в Верховную раду показали, что, вводя чисто пропорциональную систему представительства, украинцы неплохо справились с ключевой проблемой всякой пропорционалки - с установлением барьера непрохождения. Если он слишком низкий или вовсе отсутствует, в парламент проходят все кому не лень и вместо работоспособного учреждения получается ковчег, где каждой твари по паре.
Все коалиции в столь фрагментированном собрании эфемерны, а малые партии делаются изрядными тиранами. Возможность в любой момент уйти и обвалить коалицию (вар.: заблокировать решение) - это сильное оружие, и карлики овладевают им быстро. Вплоть до сильного злоупотребления. Если же барьер отсечения высок, тогда непонятно, зачем надо было вообще вводить пропорционалку, вся идея которой базируется на максимально широком представительстве всего общественного спектра, на благом пожелании, чтобы ни одна душа не была в демократии забыта. При высоком барьере вся мелочь отсекается не менее жестоко, чем при мажоритарке, забытых душ оказывается чрезвычайно много - при том что такое важное достоинство мажоритарки, как непосредственная связь депутата с округом, т.е. с землей, оказывается утраченным.
Отсюда вечные поиски баланса и оптимального барьера. Россия и Украина учредили чисто пропорциональную систему практически одновременно - в конце 2004 г., но Украина испытала ее первой (нам только предстоит в следующем году) и показала, что ее барьер более разумен. При 3%-ном уровне отсечения число прошедших в Раду партий оказалось достаточно скромным - не чертова дюжина, а всего пять. Чрезмерного количества малых партий тоже не наблюдалось: один карлик (коммунисты с 3,66%) и один ризенкарлик (боротьбисты с 5,67%). Соотношение грандов и малых сих оказалось не хуже, чем у немцев с их 5%-ным барьером.
В любом случае проблему представительности украинские правила выборов решают (а никакую другую проблему пропорционалка и не призвана решать), тогда как наши правила с 7%-ным барьером с очень большой долей вероятности отсекут всех, кроме "Единой России" и КПРФ, отчего единственное достоинство пропорционалки - иллюзия того, что почти никто не забыт, - у нас не сработает никак. Надо было бы, взяв во внимание успешный украинский опыт, подправить российский закон о выборах, но не при нашей силе предубеждений учиться хоть на чужих ошибках, хоть на чужих успехах.
Впрочем, освоение данного украинского опыта не имеет большого смысла, поскольку, хотя одновременные реформы избирательной системы у нас и у них внешне и были сходными, но производились в диаметрально противоположном контексте. Украинская реформа была частью мероприятий по переходу к парламентской республике, и здесь пропорционалка могла привлекать тем, что она обеспечивает более или менее внятную фрагментацию депутатского корпуса. Что в принципе удобнее, когда речь идет о неизбежных после выборов коалиционных торгах. Когда Рада сама формирует кабинет, при сколь-нибудь четкой партийной структуре раскладывать пасьянс проще (или кажется, что проще). На самом деле утверждение неписаных правил пасьянса - в каждой парламентской республике они есть, но при этом носят характер не писаного закона, а доброго обычая - дело сложное и долгое, обычаи враз не составляются. Но это уже забота наших соседей - как быстро они научатся технично раскладывать пасьянсы. Чем быстрее, тем для всех это будет лучше.
Наша же реформа совпала и с дальнейшим усыханием законодательной власти (при сильном парламенте не учреждают законосовещательной Общественной палаты), и с фактическим отмиранием правительства как самостоятельного института. На сегодняшний день кабинета министров нет - есть министры, назначенные главой государства и ходящие к нему с докладом. Можно спорить, что лучше (или что хуже) - правление государевых министров или парламентская республика (тоже не венец творения), но в любом случае очевидно, что о публичном коалиционном творчестве при нашей системе речи нет. Но тогда и не имеет значения, каким образом избирать безвластный парламент. В украинской реформе выборов была хоть какая-то логика, в нашей реформе ни надобности, ни логики не было никакой.
