За что не уважают журналистов

В рассуждениях о свободе слова по умолчанию предполагается, что у этой свободы есть враги - по преимуществу (если не исключительно) властные субъекты - и есть друзья и защитники. К последним относится сама журналистская братия, потому что как же не защищать свою профессию. Что журналист объективно заинтересован в свободе слова - это несомненно. Что всякий журналист еще и субъективно является приверженцем свободы слова, что он способен рассматривать чужое, пусть ему по каким-либо причинам не нравящееся суждение именно как суждение, то есть как реализацию той самой воспеваемой свободы слова, а не как грязную интригу, заказ, донос, наезд - далеко не столь несомненно. Довольно часто встречается такой образ мысли, при котором приятное мне суждение является проявлением свободы, а неприятное мне суждение есть наезд, к свободе слова никакого касательства не имеющий.

В декабре журнал "Эксперт" опубликовал весьма невинную заметку А. А. Тимофеевского "Факультет ненужных вещей", где на основании собственного опыта и опыта коллег-редакторов автор утверждал, что кадры, выпускаемые журфаком МГУ, оставляют желать много лучшего как в общекультурном, так и в чисто ремесленном отношении. Собственно, автор открыл секрет Полишинеля, но не всякий секрет надо открывать. Будущие журналисты с большим негодованием (и, как правило, с большим числом грамматических ошибок) уличали автора в безграмотности, завистливости, а главное - злонамеренности. Что критическое суждение о том или ином предмете может быть высказано не со злым или корыстным намерением, а, допустим, как результат ума холодных наблюдений и сердца горестных замет, - такой вариант нашим будущим журналистским кадрам в голову не приходил. Из любви к истине не критикуют, потому что так не бывает.

Реакцию юношества еще можно объяснить уязвленным самолюбием (хотя большого желания иметь в будущем дело со столь обидчивыми сотрудниками не возникает), однако юношей значительно превзошел уже вполне зрелый редактор "Новых известий" В. В. Яков, не имевший даже такого извинения, как личная уязвленность. Согласно Якову, статья "в стиле доноса... продиктована абсолютно провокационными целями", а именно: а) завладеть "лакомой госнедвижимостью" с видом на Кремль; б) "наложить... руку на штурвал управления факультетом, традиционно славным своим либерализмом и свободомыслием".

Можно было бы указать, что блестящий анализ имеет некоторые изъяны. Даже если невинная заметка приведет к раскассированию журфака, лакомая недвижимость на Моховой останется в руках ректора МГУ В. А. Садовничего, у которого отнять что-либо весьма затруднительно. Что до спокон веку присущего журфаку крайнего вольнодумства, то до появления статьи В. В. Якова об этом не было ничего известно даже пишущей братии, и еще более сомнительно, что о таком рассаднике просвещенной вольности знали в Кремле.

Но указывать бесполезно. Есть люди, считающие, что можно внимать доводам, и есть люди, которых доводы не интересуют нимало, а только видимая им истинная подоплека - "кто санкционировал, кто проплатил и какие будут оргвыводы". Спору нет, довольно много читателей мыслит сходным образом, а среди начальства такая манера чтения является преобладающей. И чем кондовее начальник, тем сильнее его вера в готовящиеся оргвыводы. Тут опыт советской эпохи, когда газетная публикация о неблагополучии в каком-либо районе, предприятии, учреждении означала, что партийные органы уже приняли решение и оргвыводы гарантированы. Что можно говорить о неблагополучии без санкции партийных органов, не вмещается в ум (пост-)советского начальника. В освободительный ум тоже не вмещается. Вопрос о заказе и проплате - едва ли не главное орудие усредненного либерального полемиста. Но хоть читатель-конспиролог, хоть начальник, интересующийся тем, кто дал отмашку, сами к пишущей братии не относятся и не обязаны с уважением относиться к доводам. Это не их хлеб. Но когда сами журналисты относятся к суждениям с таким же уважением, тут же изыскивая заказ и наезд, они сами себя упраздняют. Рядовому читателю недосуг разбираться в нюансах паранойи - "Мое суждение уважайте, а вот его суждение - не уважайте, это заказ". Читатель не будет уважать никакие суждения прессы. В чем его даже и трудно будет упрекнуть.