Русский националист и просвещенный мореплаватель

Когда кто являет большой скепсис в отношении идеалистически благостного Запада, озабоченного лишь привнесением свободы и демократии туда, где их пока недостаточно, и далек от того, чтобы усматривать в таком культуртрегерстве чистейшее и бескорыстнейшее благо, такого человека принято считать либо наемным работником, отрабатывающим идеологический заказ, либо личностью, в умственном или нравственном отношении ущербной, склонной проецировать свои комплексы на Запад и переваливать их с больной головы на здоровую. По какому именно разряду проведут автора этих строк, самому автору не очень интересно - скорее всего, по всем сразу; цель заметки - рассказать о конкретном личном опыте общения с просвещенным европейцем, опыте, возбудившем в авторе националистические чувства столь ярые, что он даже сам того не ожидал. Просвещенный европеец (и даже мореплаватель - дело было в Лондоне) был коллегой по газетному цеху, заранее и в принципе знавший все русские проблемы лучше меня, и беседа казалась носившей сугубо ритуальный характер. ППР, т.е. посидели, по(говорили), разошлись. Все бы так и было, если бы просвещенному мореплавателю не удалось существенно обогатить мои представления о западном складе ума в отношении моей страны.

А именно: он указал, что Запад испытывает серьезные опасения по части внутренней и внешней политики РФ последнего времени, видя в ней возрождение великой России. Я поинтересовался у него, точно ли он считает, что употребление словосочетания "великая Россия" в безусловно отрицательном смысле есть удачный прием для разговора с русским собеседником. Извинения не последовало, но зато я получил разъяснение, что под великой Россией следует понимать СССР в эпоху максимального расширения сферы его влияния, что эта великая Россия разрушилась в конце 80-х гг. ко всеобщему удовольствию, а теперь она снова пытается возродиться, что крайне опасно. Потом тема величия возникала снова и снова, вплоть до указания на то, что иные в своей непросвещенности доходят до того, что мыслят в понятиях великой России. Я отвечал, что если в английском языке слово "great" имеет чисто отрицательные коннотации, то я прошу подтвердить это мне, как иностранцу. Подтверждения я тоже не получил, потому что на том поучительная беседа закончилась.

Это был тот самый случай, когда ярость (уж там благородная или неблагородная - это кому как) вскипает самым сильным образом. Это посильнее и "русского варварства" и даже "russische Schweine", потому что, строго рассуждая, некоторые черты варварства и даже свинства в отечественном быту вполне можно найти. Вряд ли и такая манера беседы продуктивна, но, наверное, бывают такие правдорубы, нетерпимые к варварству, а нам правда глаза колет. Здесь же был тот принципиально иной жанр, когда осуждается не свинство, но величие моей страны как таковое. И даже мысли о величии. Ощущение тем более сильное в контексте литературных представлений о классическом английском лицемерии, ибо уж лучше лицемерие, чем такой просвещенный европеизм, когда родную страну собеседника отрицают походя, видя в том нечто само собой разумеющееся.

Впрочем, и мы сами, русские, в такой лингвистике немало виноваты. Не в том смысле, что для нас значимы и дороги слова "великая Россия", - это не вина, а нормальная гражданская добродетель. А в том, что мы как взялись единожды доказывать свою кротость, невинность и безвредность, как пожелали понравиться на Западе всем без изъятия, так все и желаем, так и доказываем. В том числе и тем, которым ничего доказывать не надо: во-первых, унизительно, во-вторых, бессмысленно. Ведь уверенное употребление в разговоре с русским понятия "великая Россия" как ругательства вряд ли могло возникнуть иначе как по долгому прецеденту общения с русскими, в своем желании нравиться готовыми съесть еще и не такое.

Опять же стоит учесть, что в своем желании понравиться тем, кому мы в полной мере понравимся лишь если прекратим свое национальное существование, мы не обращаем внимания на возможность нормального разговора с теми, для кого понятия "сильная Россия" и "великая Россия" не являются жупелом. При том, что такие люди есть - ведь идеальная европейская идея не до всех доходчива, бывают (даже и в элитах) люди более рассудительного склада. Если утверждения слова "Россия" как слова высокого и великого не происходит, то прежде всего потому, что мы сами боимся так его утверждать - как будто кто-то другой станет за нас это делать.