Урок царям

Безотносительно к тому, чем кончится Великая Ноябрьская Оранжевая Революция, спорить с киевскими революционными массами довольно бессмысленно. Если фраза "Пусть земля горит под их ногами в каждом уголке страны!" не вызывает воспоминаний о том, что бывает, когда земля в самом деле начинает гореть, - значит, не вызывает. Если призыв к юношеству "Прекращайте учебу! Эта власть вас ничему не научит!" не рифмуется с хунвейбинами и Великим кормчим - значит, не рифмуется. Вещь обычная - можно подумать, что революционные толпы 1792 или 1917 года были восприимчивее к расхолаживающим замечаниям. Когда нам доказывают, что люди, мерзнущие на майдане, пришли туда не за гроши, а по зову сердца (что уже как бы является индульгенцией для всего происходящего), - так, Тюильри тоже штурмовали не из расчета 1 луидор в сутки, а на общественных началах. Конечно, революционное действие отличается особой атмосферой, опьяняющей народ и склоняющей его делать то, чего он в иных условиях делать ни за что бы не стал. Протрезвление наступает либо от очень жестких действий власти, либо (если власть капитулирует) от окончательной победы и последующего похмелья.

Но что случилось на Украине, то случилось - за грехи ее правителей и народа Бог попустил революцию, и буди Его святая воля. Сейчас для нас уже важнее то, что революционная горячка (или зараза, как говорили монархи в конце XVIII века) не слишком считается с границами. Во всяком случае, когда речь идет об образованном классе, который, как в 1789 и 1917 годах, первым заражается заграничной модой. Наш российский beau monde сегодня вполне оранжев - в духе лучших традиций пролетарского интернационализма. "Молодцы венцы. Суд жгут. Зер гут". А равно и в стиле века XIX, когда в России так хорошо мечталось о Конвенте и Комитете общественного спасения - "Вот и нас бы так, как в просвещенных странах!". Иначе говоря, если в смысле материальном, организационном etc устройство в России "березовой революции" пока весьма проблематично, то в части состояния умов все обстоит очень бодро. Возможно, с желающими митинговать на Червоном майдане перед администрацией президента РФ есть пока трудности (так ведь на то и революционная организация, чтобы трудности преодолевать), но с интеллектуальным сообществом, готовым призывать и благословлять современных Дантонов и Троцких, - проблем нет никаких. Чем бы ни кончилось дело в Киеве, обкатка русских умов на классической, самого ходульного извода революционной риторике уже произведена - и с безусловно положительной реакцией. То, что революции - урок царям, они усвоили и радостно повторяют, то, что революции - не менее страшный урок народам и самим революционерам, - для них так же недоходчиво, как и в старые годы революционных мечтаний.

Существенно, что в смысле как идейном, так и эмоциональном русские оранжевые умы находятся в куда более самонадеянном состоянии, нежели в 1991 году, - несмотря на то, что он считается образцом революционной горячки. Тогда удалось обойтись очень малой кровью - сравнительно с тем, чего можно было ожидать, - поскольку сама освободительная идея 15-летней давности была парадоксальной. Революция 1989-1993 годов мыслилась как контрреволюция, как преодоление Семнадцатого года, что очень сдерживало идейную безоглядность. Положительные переклички с великими революциями прошлого были невозможны - совершающим контрреволюцию не к лицу якобинская риторика. Этот парадоксальный внутренний тормоз (он же - стабилизатор) уберег от многого, но парадоксы неустойчивы, сейчас этого тормоза уже нет, и самоидентификация с 1789 и 1917 годов внутренне разрешена. Опять же нужно помнить про очень сильный исторический страх, владевший тогда обеими сторонами. Разошедшиеся во всех остальных смыслах народ и партия были едины в одном отношении - в тогда еще живой памяти об ужасах гражданской войны (и шире - всей русской истории XX века) и в боязни снова попасть в Семнадцатый год. Унаследованный от советской истории (ибо 1991 год творили советские люди) нутряной страх - "предчувствие гражданской войны" - оказался спасителен, удерживая всех на каком-то последнем пределе. Но прошло пятнадцать лет, поднялись новые свободные поколения, для которых советские страхи смешны и непонятны. Риторика 1917 года для них - не леденящее душу мигание красной лампочки на реакторе, а путеводный маяк. При таком умственном регрессе общества - в сочетании с не менее впечатляющим умственным регрессом власти - вполне возможен такой урок царям, после которого Россия, от предыдущего урока харкавшая кровью весь XX век, будет харкать и весь XXI век.