Судейство и бахвальство


В такой полемике удивляет крайняя дихотомичность "или - или". С тем, что всегда надо готовиться лучше и всегда надо citius, altius, fortius, кто бы спорил - ибо несть предела совершенству и негоже почивать на лаврах. Против того, что т. Тягачев руководит Национальным олимпийским комитетом неисправно, а когда рот открывает, то высказывается еще неисправнее, тоже никто не возражает. Неясно лишь, почему критика наших спортсменов вкупе с их начальниками и критика пристрастного судейства предполагаются вещами взаимоисключающими. Как одно противоречит другому?
Бесспорно, если бы российские спортсмены выступали абсолютно блестяще, не делая ни единой ошибки и оставляя всех остальных соперников в далеком отрыве (хотя случаев столь неодолимого доминирования в истории олимпиад пока не было и вряд ли будет), возражать против нечестного судейства было бы проще, потому что нынешний аргумент "скачи лучше - и тебя не засудят" был бы уже попранием всякой очевидности. Но тогда получается, что на справедливое судейство вправе претендовать лишь герой и полубог, спортсмен же реальный и в придачу к тому принадлежащий не к самой сильной из олимпийских сборных, этого права лишен. Кто не абсолютный чемпион - того и засуживать можно.
Такая манера суждения сильно напоминает методику, по которой в позднесоветские времена на мехмате МГУ проводились приемные экзамены для абитуриентов неарийского происхождения. Если еврей отвечал на круглую пятерку, а его откровенно заваливали, выставляя "неуд", тоже ведь можно было возразить: "А вольно ж ему было отвечать не на семерку? Готовиться надо было лучше! Был бы он Гауссом, Риманом и Паскалем в одном лице - его бы и не завалили". Ответ, конечно, лукавый, потому что твердые люди из приемной комиссии и какого-нибудь Паскалевича завалили бы как нечего делать: "Почему отвечает не на восьмерку?" - но дело не в убедительности ответа, а в более важном. В готовности или неготовности принимать откровенно пристрастный суд как данность.
Когда эту данность признает сам объект неправого суда (или же отождествляющий себя с объектом), перед нами рабское правосознание, что вряд ли достойно похвалы. Более, впрочем, вероятно, что творцы дихотомической критики "неча на судей пенять" вовсе не отождествляют себя с объектом произвола, но скорее выражают свою исходную неприязнь к этому объекту. В случае с мехматовскими экзаменами люди, принимавшие такую практику, были более или менее склонны рассуждать в категориях вреда, причиняемого евреями, и претензии к неправому суду рассматривали как случай еврейского нахальства. Сходным образом критики российской сборной, изначально недовольные как бессмысленным бахвальством т. Тягачева, так и общепатриотическим подъемом и надеждами, всегда проявляющимися при состязаниях такого масштаба и никак, по мнению критиков, не соответствующими дурному положению дел в стране, видят в неуспехах российской сборной заслуженную кару. Соответственно и любые попытки указать, что где-то, конечно, заслуженная кара, а где-то - и совсем не заслуженная явная несправедливость, воспринимаются ими как русское нахальство.
Такую позицию еще можно было бы понять, если бы она была частью последовательного спортивного пацифизма. Ведь честный пацифист отвергает не какую-то одну из воюющих сторон, но войну как таковую, в частности - патриотический угар, которому подвержены все воюющие. Аналогичным образом спортивный пацифист мог бы вообще отрицать и суррогаты войны - состязания типа олимпиад или международных футбольных чемпионатов, указывая, что спортивные достижения не столь важное дело, чтобы ради них мириться с бахвальством, ура-патриотизмом, националистическими страстями etc., являющимися неизбежными спутниками таких ристаний. Такая позиция имеет право на существование, но только в том случае, когда равно осуждается как русское бахвальство, так и американское, китайское etc. Между тем патриотический угар тех же американцев не вызывает никаких отрицательных эмоций. Вероятно, дело не в неприязни к бахвальству как таковому, а в неприязни к отдельно взятой "этой стране". Так бы и сказали.