Государственническую идею мы...

Явной неудачей дискуссии насчет писем М.Б. Ходорковского из тюрьмы было отсутствие согласия даже по исходному пункту всего послания - "Мы либеральное дело прос..ли". Причем местоимение можно даже убрать. Пусть не мы (мы совершенно ни при чем), и даже не вы, пусть он, она, оно, оне. Главный смысл сообщения в данном случае несет на себе глагол, и, чтобы избежать перехода на личности с неизбежным вопросом "Кто виноват?" и столь же неизбежным ответом "Я - не я, и лошадь не моя", конструкцию можно было перевести в пассив - "либеральное дело прос..но", а кем - в принципе не столь существенно. Последствия констатируемого факта важнее, чем частные определения по адресу тех или иных лиц.

Между тем исходный пункт - пусть не для всех приятная, но при этом внятная очевидность, свидетельством чему - огромный корпус фактов, как-то: электоральные результаты, политические рейтинги, окончательный сдвиг в риторике, где ключевые понятия из либерального лексикона (взять ту же свободу слова) не располагают к себе слушателя, а напротив, вызывают отторжение. Когда бы желание спорить с очевидностью было не столь сильным, признание ее сильно бы облегчило понимание того, что случилось. Ибо случилась вещь довольно обычная - разрыв между сущностью и явлением в какой-то момент зашел так далеко, что уже не чьи-то грехи, проходящие по разряду акциденции, но уже сама субстанция, сама сущность либеральной идеи стала вызывать в лучшем случае презрительное отторжение - а то и прямую ненависть. Свобода слова как отблеск божественной природы человека - и Гусинский с Березовским. Свободная Россия - и крайняя нечуткость к истории и культуре "этой страны", с периодическими заездами даже и в русофобию. Свободный труд на незыблемых основаниях собственности - и чисто конкретная практика ряда свободных собственников. Между тем человек так устроен, что в массе своей (и в особенности - в демократической массе) он неспособен к безэмоциональному познанию мира. Конечно, легче было бы, когда всякий, рассуждая философски-рационально, отмечал бы, что свободное общество свободных людей - это ценность насущнейшая и превосходнейшая, и безобразия, учиненные свободными людьми после раскрепощения, - это лишь пена на могучем потоке, пена, конечно же подлежащая всяческой фильтрации и очищению, но не могущая отменить самой великой сущности. Рассуждай так все, совершить с либеральной идеей описанное М.Б. Ходорковским действие было бы невозможно, но жизнь устроена по-другому, и не бывало так, чтобы идее удалось избежать кары (зачастую чрезмерной и пристрастной) за творимые под ее сенью безобразия.

Впрочем, когда даже многие либералы считают дискуссию надуманной, тем более до нее мало дела носителям других идей - "предоставим-де мертвым погребать своих мертвецов". Но в идейной борьбе погибель одной идеи означает не столько всеконечное торжество другой, сколько передачу хода. С либеральной идеей случилось то, что уже случилось - недаром М.Б. Ходорковский употребил перфектную форму, тогда как с государственнической идеей, уже пятый год, как торжествующей, это пока происходит в настоящем времени.

Диктатура закона обернулась практикой произвольных опал на основе личного гнева. Восстановление связи времен, без которой не может существовать держава, выразилось в третьей версии михалковского гимна и Андропове из нержавейки. Усмирение бандитизма закончилось тем, что к предпринимателю с предложением поделиться приходят уже не стриженые братки, но чекисты с горячим сердцем и холодной головой, и сравнение античных рэкетиров с новейшими часто оказывается не в пользу последних. Чиновное хищничество скорее даже расцвело по сравнению с прежней эпохой. Консолидация общества на основе органических ценностей свелась к унылому воспеванию одной-единственной личности, а роль Гегеля при прусской монархии исполняет синтетический политтехнолог Палковский. Можно стабилизироваться на такой основе и далее - если не помнить, что в конце 80-х гг. случилось со сходной стабильностью и как тогда были выплеснуты все государственные ценности. Но Немезида тем отличается от В.В. Устинова, что воздает равномерно и невзирая на лица. Если сущность и явление входят меж собой во все расширяющийся разрыв, ей все равно, кого за это карать - хоть либералов, хоть государственников, хоть гайдарочубайсов, хоть совсем других лиц. Пока дело идет к тому, что по результатам всего этого кто-то скоро напишет: "Государственническую идею мы etc". Будем надеяться, что хоть из более приятного места, нежели то, откуда писалось про идею либеральную.