Политика стабильной эпохи

История с письмом М.Б. Ходорковского в газету "Ведомости" сильно характеризует переживаемую нами эпоху. Важный текст, могущий быть основой для плодотворной политической дискуссии, выходит из-под пера того, кто по своему нынешнему положению в общем-то не обязан подпитывать политику новыми идеями. Те, кому высказывать какие-то идеи насчет будущего России положено по должности - находящиеся на свободе политики, партии и общественные движения, руководители страны, - либо вовсе безмолвствуют, либо произносят набившие оскомину банальности, видимо, в силу занятости не заметив, что предвыборная кампания уже две недели с лишним как закончилась. Идейный же тонус на общественных началах поддерживает арестант СИЗО № 4. Когда единственным центром российской политической мысли оказывается "Матросская Тишина" - это симптом. Если не приговор. Можно возразить, что автору нечего терять, вот он и размышляет, но тогда получается, что не сидящий в СИЗО политический класс от испуга не может сказать ничего содержательного. Опять приговор. Можно отговориться тем, что в силу известности арестанта любой подписанный им текст вызовет дискуссию, все же другие влиятельные лица хоть бы и станут самые зажигательные речи произносить, никто их не услышит. Да, уникальность судьбы М.Б. Ходорковского может привлекать к его выступлению дополнительную аудиторию, однако представим себе, что его судьба сложилась бы не столь уникально. Тогда, очевидно, отпал бы единственный повод прислушаться к его программному творчеству, но повода внимать творчеству других от этого не появилось бы, и политический класс тем более продолжал бы существовать как никому не нужная вещь в себе. Приговор снова. Развитие событий не по данному конкретному сценарию (он и в самом деле оказался принципиально нов), но в этом направлении было предсказано. Оппозиционеры всех направлений - от коммунистов до ультразападников - согласно говорили, что когда специально созданные для политической борьбы институты дошли до полного ничтожества, это не значит, что борьбы и конфликтов больше не будет - вода дырочку найдет. Это значит только то, что борьба будет вестись не в регламентированном и предсказуемом парламентском режиме, но в режиме стихийном и без правил. Действительно, жанр эпистолярных конфликтов не был предусмотрен. И оппозиционеры, и партия власти полагали более вероятным выплеск страстей на улицы. Только этим предвидением можно объяснить, что в ситуации, когда о стотысячных шествиях 1990 г. все уже давно забыли и митинги собирают от силы несколько сотен человек, правительство тем не менее озаботилось спешным внесением в Думу законопроекта, de facto запрещающего манифестации в сколь-нибудь общественных местах - митингуйте в лесу или в чистом поле. На фоне камланий о неслыханном идейно-политическом путинском большинстве явление таких новелл говорит о том, чего на самом деле ждут и боятся творцы стабильности - иначе зачем бы они готовили сани летом? До уличных страстей пока, слава богу, не дошло (хотя если дойдет, то новелла не поможет - чтобы не выплеснуло на улицу, пользуются предохранительными клапанами, а бумажкой брешь в плотине не заткнешь). Сегодня вода нашла дырочку в другом месте, хотя, конечно, тюрьма, как трибуна, затем улица, как трибуна, и парламент, как отсутствие всякого присутствия - это все элементы единого комплекса, неоднократно в истории срабатывавшего. На предупредительный звонок можно было отреагировать по-разному. Один вариант - понять, что со стихией не шутят, и спешно прочищать клапаны и шлюзы, чтобы в случае чего было куда сбрасывать, - является столь же логически безупречным, сколь и нереальным. Принять его - расписаться в банкротстве всей великой идеи управляемой демократии. Остается другой вариант - бросить против подпирающей стихии всю мощь политтехнологий, т.е. подстав и разводок, что и было сделано. Явились другие изводы письма, опубликованные под другими именами, явились то всплывающие, то исчезающие интернет-документы на эту тему, явились политтехнологические бесенята, и дело было сделано. Содержание письма перестало существовать, и удалось отвлечь внимание от главной проблемы - "Есть важный текст, есть его автор, сидящий в СИЗО, и есть полный политический маразм на воле - нормально ли это?" Цена победы тоже очевидная: сделан большой прогресс в обесценивании любых идей и слов, прогресс, очень приближающий борьбу посредством булыжников, потому что они - в отличие от идей - так легко не поддаются постмодернистской деконструкции.