Лидеры "Единой России" столкнулись с тем непредвиденным ими обстоятельством, что отказ от предвыборных дебатов вместо того, чтобы запечатать уста оппонентов, стал, напротив, мощнейшим дебатообразующим фактором. Единороссийский сторонник благородного молчания скажет о ненужности дебатов одно слово, а ему в ответ - десять, и непонятно, от участия или от неучастия выйдет больше посрамления. Скорее всего лидеры ЕР пали жертвой логически некорректного толкования известного предписания Петра I, повелевавшего вельможам говорить без бумажки, "дабы дурость каждого была видна". Из этого был сделан вывод, что если не участвовать в мероприятиях без бумажки (дебатах, например), то дурость заведомо никто не увидит. Между тем из петровского предписания следовало только то, что выступление без бумажки есть эффективный способ выявления дурости, о том, что этот способ также и единственный, царь-преобразователь ничего не говорил.
Неправильное толкование афоризмов Петра Великого уже успело повредить полицмейстеру Б.В. Грызлову, по мнению которого дать возможность другим партиям дебатировать с руководящей и направляющей - это как дать вратарю дворовой команды сняться рядом с В. Третьяком. Кроме того что некоторые партии - хоть та же КПРФ - по ряду параметров вполне сопоставимы с ЕР и намек на безнадежный разрыв тут неуместен, неясно, почему Б.В. Грызлов представляет себе дебаты малых с великими столь идиллическим образом - "На фоне Пушкина, и птичка вылетает". Книга Царств описывает дебаты Давида с Голиафом более драматическим образом - "И сказал Давид: Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина", - и отчего же не предположить, что представители малых партий исполнены столь же решительного упования. Впрочем, и ратные обычаи Филистимлян представляются более мужественными - в отличие от Б.В. Грызлова, Голиаф не уклонялся от дебатов, но в полном соответствии с идеалами т. Вешнякова А.А. говорил: "Сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем". Вот бы кому возглавлять партсписок "Единой России".
На все это, конечно, можно возразить, что все эти дебаты - одни пустые разговоры и партии, собирающейся заседать в буржуазной говорильне, способность к разговорам совсем без надобности, тем более когда за нее говорят конкретные дела. Проблема лишь в том, что конкретные дела отличаются неустойчивостью - сегодня, согласно заявлениям официальных лиц, они имеют место, а завтра столь же официально выясняется, что никаких таких дел даже и в природе не существовало, а все один черный пиар. В конце прошлой недели, по сообщению "Столичной газеты", правительство г. Москвы сделало конкретное дело, подготовив законопроект, единообразно карающий плевки, поцелуи и скверноматерную брань в общественных местах штрафом от 3 до 5 МРОТ. Вероятно, в приемных пресс-службы мэрии, ГУВД г. Москвы и Комитета по образованию г. Москвы, куда обращались за комментариями репортеры и где, по их словам, антилобызательный законопроект был горячо поддержан, вдохновлялись хрестоматийным стихотворением Катулла "Vivamus, mea Lesbia, atque amemus", в котором древнеримский поэт предлагал своей возлюбленной даровать ему тысячу поцелуев, что же до реакции мэрии и ГУВД, то пылкий Катулл все нарекания чрезмерно строгих стариков (senum severiorum) оценивал в один медный асс - что-то вроде древнеримской копейки. За две тысячи лет не могло не произойти инфляции, и плата за лобзания возвысилась от 1 асса до 3-5 МРОТ. Не следует, впрочем, считать, что глава правительства г. Москвы Ю.М. Лужков есть senex severissimus, безусловно возбраняющий всякие проявления пылкой любви. Речь скорее шла о законодательном различении между любовью земной и любовью небесной. Когда предприниматель Е.Н. Батурина рука об руку со структурами мэрии застраивает Ходынское поле, это тоже прилюдное проявление взаимной любви мэра и предпринимателя, но любви небесной и возвышенной и потому законом не караемой, ибо за что же тут карать? Прилюдные же поцелуи в метро, не сопровождаемые достижениями на ниве строительного комплекса, суть проявления любви земной и низменной, напрашивающейся на примерную кару.
Однако список конкретных дел меняется с каждым мгновением, и уже спустя несколько дней в тех же приемных, где так одобряли новеллу, вдруг стали говорить, что никакого такого законопроекта в природе не существовало, а пресс-секретарь мэрии С.П. Цой даже пообещал разыскать и строго наказать злостных придумщиков. Бесспорно, странную историю можно было бы списать на черный пиар недругов мэрии, однако опыт показывает, что черные пиарщики - люди, как правило, крайне малоизобретательные. Вся их фантазия сводится к тому, что такой-то погрузился в глубины разврата, такой-то очень много украл, а такой-то продался чуждым силам и структурам. Между тем антилобызательный законопроект, в который все сразу дружно поверили (зная иные, не менее удивительные новеллы, отчего бы и не поверить?), носит на себе отпечаток гениальности, рядовому пиарщику недоступной. Сама идея объединить в одном составе поцелуи с плевками и нецензурной бранью, равно как и срок введения новеллы в действие - 7 января 2004 г. ("А внучка отделялась от кружка// Толпившихся пред елкою товарок// И целовала руку старика// В признательность за святочный подарок"), - во всем этом видится не рука мелкого пакостника, но мощное и напряженное биение творчески-улучшательной мысли. Если же это все-таки черный пиар, тогда средь нас затаился злой гений, владеющий искусством коварной имитации, которую невозможно отличить от подлинника.
Явление такого злого гения ставит в особо опасные условия московское чиновничество. Реагировать на новые начинания необходимо, но когда невозможно понять, кому начинания принадлежат - то ли настоящему начальству, то ли злому гению, - всегда рискуешь совершить страшную ошибку: или одобрить - как долгожданный и необходимый - проект, представленный злым гением, или, напротив, обругать - как несусветную дурь - подлинный начальственный замысел. Чем-то это напоминает любимейший фильм нашего детства, в котором Фантомас совершал свои черные дела, облачившись в идеально исполненную маску комиссара Жюва, чем совершенно сбивал с толку сотрудников ГУВД г. Парижа, то принимавших своего начальника за Фантомаса, то Фантомаса - за начальника. Начальнику в таких обстоятельствах остается только взывать: "Люди, я любил вас, будьте бдительны!"