Торжество победителей

Саддама Хусейна называли арабским Гитлером. Было бы поучительно сравнить германский пейзаж вскоре после свержения Гитлера натурального с иракским пейзажем после падения Гитлера арабского. Ведь со времени взятия Багдада прошло более трех месяцев, что применительно к Германии соответствует августу 1945 года. На территории бывшего рейха к этому времени была произведена поимка всей нацистской верхушки (то, что Гитлер, Гиммлер и Геббельс покончили с собой, сути дела не меняет, ибо ясность в их судьбе все равно была достигнута), скрыться удалось лишь единицам, да и то не из первого ряда. Полным ходом шел сбор доказательств для имевшего открыться в ноябре 1945 года Нюрнбергского процесса. Эффективно действовала оккупационная администрация четырех держав. Восстанавливалось коммунальное хозяйство - в дотла разрушенном Берлине уже в июле возобновили работу метро и трамвай. Германия была полностью подконтрольна победителям. С державой арабского Гитлера все вышло иначе. Хотя нынешние победители избавлены от проблем 1945 года, когда все углублявшиеся разногласия Сталина с западными союзниками не могли не мешать эффективному сотрудничеству держав-победительниц, никакого подобия действенных оккупационных механизмов образца 1945 года в Ираке не наблюдается. Про поимку главарей лучше вообще не надо, про сбор доказательств, поддержание порядка и восстановление жизнеобеспечивающих структур - не надо тем более. В Германии 1945 год называется "часом нуль", в Ираке 2003 год - это уже не нуль, а нечто за гранью добра и зла, если что и напоминающее - то разве ныне забытую, а в 1988 году знаменитую антиутопию А.А. Кабакова "Невозвращенец", изображающую кошмары постсоветского хаоса. Да, бывают режимы такой лютости, по сравнению с которой любой хаос кажется предпочтительнее. Но баасистский Ирак при всей своей малоприятности - это все же не демократическая Кампучия Пол Пота и даже не Третий рейх образца 1943 года. Все ж таки помягче. Если же вовсе отвергается такой критерий, как запредельность зла, тогда выходит, что любой не во всем приятный режим (каковых на планете подавляющее большинство) дозволительно и даже необходимо заменять полным хаосом. При этом речь идет не о схоластических рассуждениях, а о вполне практической повестке дня. Иран, стоящий на очереди, - тоже ведь не образец приятности. При задних раздумьях о том, зачем наломано столько дров, обыкновенно вспоминают лишь мнимое саддамовское ОМП - тем более что разведывательная туфта ЦРУ и Ми-6 действительно стала сюжетом первостатейного скандала, и только у замминистра обороны США Вулфовица хватило смелости загодя объявить, что ОМП и в самом деле туфта, но зато уж очень убедительная для мирового сообщества. Вот подлинно израильтянин, в котором нет лукавства, - не то что недотыки Блэр с Бушем, все мучительно пытающиеся доказать неудобь сказуемое. Однако история с мифическим ОМП в нынешних условиях скорее спасительна для мессианских держав - ведь она забивает собой более интересный план, оглашенный в марте с.г. Кондолизой Райс. Помощница Буша провозгласила целью кампании создание в Ираке образцовой демократии, которая будет служить притягательным примером для всего арабского и даже шире - мусульманского мира. Очевидно, что Кондолизины директивы требуют чего-то гораздо более существенного, нежели простое поддержание минимального порядка. Западный Берлин стал для жителей ГДР такой манящей витриной не только и даже не столько благодаря исправности полицейских и коммунальных служб. Восточных немцев привлекал тот уровень свободы и благосостояния, которого они под властью Ульбрихта были лишены. Если бы все достоинства Западного Берлина заключались в том, что там на улицах не режут (мечта для иракской демократической витрины запредельно несбыточная), Ульбрихту не было бы никакой необходимости строить стену. Он резонно указал бы, что и в ГДР на улицах безопасно, - и был бы совершенно прав. Новейшие же победители претендовали на достижение неслыханное: учинить витрину демократии в стране, со времен закрытия райских врат и до сего дня не знавшей иного политического режима, кроме восточной деспотии, - при этом будучи не в состоянии водворить в завоеванной стране хотя бы простейший порядок (что для оккупантов предшествующих эпох оказывалось вполне посильной задачей). Вопрос теперь в том, сколько еще раз всемирному гегемону надо со сходной силой обделаться, чтобы вопрос о взятии его в опеку вышел за рамки сугубой умозрительности.