Либеральные проклятия В.В. Путину, превратившему Россию в полицейское государство, по нынешним временам выглядят как либеральные и притом незаслуженные комплименты, ибо сравнение неосновательно хвалимой России с такими общепризнанно полицейскими государствами, как Франция, оказываются никак не к пользе родной страны. На воспетой Сименоном Quai d'Orfevres, где расположена служебная парковка сотрудников парижской Префектуры полиции, экипажи поражают нарочитой скудостью. Преобладают изделия национального производителя, то есть "Пежо" и "Рено", причем все больше из устаревшего модельного ряда и весьма малолитражные. Убогая картина слегка разбавляется "Фордами-Фиеста" и "Фольксвагенами-Гольф", красивых же "Мерседесов" и "БМВ", равно как могучих джипов, нет и в помине. То ли сказывается присущая французам германофобия (а также американофобия), то ли сотрудники ГУВД г. Парижа живут на зарплату, то ли они, даже и впадая в лукавство, все же достаточно скромны, чтобы не выставлять под окнами родного учреждения материальные результаты этого лукавства. В любом случае, если предъявить стороннему наблюдателю две парковки - на Quai d'Orfevres и на Петровке, 38, любой эксперт уверенно ответит, что в Москве у сотрудников ГУВД казенное жалованье на порядок больше, чем у их парижских коллег.
Впрочем, в ходе изобличения "оборотней" о полицейском государстве уже никто не вспоминал, что и правильно. Как отмечал в своем известном письме из Остенде к Н.В. Гоголю В.Г. Белинский, в России нет никакого полицейского государства, а есть только корпорации служебных воров и грабителей. Неистовый Виссарион мог бы присовокупить, что разница между полицейским государством и так точно им охарактеризованным милицейским государством - примерно как между государем и милостивым государем.
Именно поэтому пресса проявила культурную чуткость, описывая деятельность товарищей милиционеров не в рамках учений о государстве и праве, но в духе фольклорных преданий. "Офицеры милиции выстроили себе пять особняков. Там же были оборудованы теннисный корт и футбольная площадка с тартановым покрытием и ночным освещением стоимостью около 1 млн долларов. Здания поражают изысканностью дизайна. В домах встроены сауны, дорогие бассейны, джакузи" - эти взволнованные рассказы репортеров явно восходят к "Легенде о двенадцати разбойниках", герои которой "Много богатства награбили,// Жили в дремучем лесу". Разница лишь в том, что в балладе не сообщается, куда атаман Кудеяр в дремучем лесу ходил по нужде (да и в сказках 1001 ночи опущены детали санитарно-гигиенического устройства пещеры, которую посещал Али-Баба), тогда как в дремучих лесах возле Клина и Лесного городка с этим делом все было в порядке - видавших виды оперработников поразила нарочитая пышность разбойничьей сантехники. Сперва даже говорилось, что муровцы реализовали мечту В.И. Ленина, который после победы коммунизма во всемирном масштабе желал воздвигнуть отхожие места из золота, но выяснилось, что сантехника была только украшена изящной позолотой, цельных же унитазов из червонного золота правоохранители установить не успели - вероятно, рассудив, что прежде победы коммунизма во всемирном масштабе этого делать негоже.
"Легенда о двенадцати разбойниках" совершенно затмила собой события воскресного дня, когда волею министра печати М.Ю. Лесина был отключен от вещания канал ТВС. Решение М.Ю. Лесина было столь интересным, что вызвало абсолютно здравомысленную реакцию даже у сатирика В.А. Шендеровича, в последнее время рассудительностью особо не грешившего: "Загадочный поступок... Надо было просто подождать два дня, дать нам умереть своей смертью. Было ясно, что канал без денег не работает: шоферы не ездят, монтировщики не выходят, не ставят декорации. В последней программе уже оператор-постановщик ставил своими руками, перетаскивал декорации. Все загибалось, надо было просто дать умереть. Не выдержали. Я думаю, в этом есть уже какая-то паранойя, это уже нездорово".
В.А. Шендерович по умолчанию предполагает, что М.Ю. Лесин - госчиновник, призванный исправно исполнять волю пославшего его. В рамках этой презумпции деяния Лесина и вправду необъяснимы. Молодецким броском и только что с криками "Вперед, чудо-богатыри!" штурмовать город, ворота которого открыты, а на башне вывешен белый флаг, способен разве что повредившийся в рассудке военачальник, который в силу этого скорбного обстоятельства никак не может быть верным слугой престол-отечества. С другой стороны, презумпция Шендеровича чрезмерно идеалистична - точь-в-точь как в случае с полицейским государством, до которого нам еще расти и расти. Для уразумения мотивов, руководящих отечественным чиновником, вместо обличительного "Вот она, злодейская воля Кремля!" зачастую куда более продуктивным оказывается раздумчивое "А если он сам от себя ворует?".
Если бы события развивались по ожидаемому всеми сценарию, то есть за полным отсутствием денег на зарплату персоналу канал ТВС тихо угас, такая глухая кончина не принесла бы М.Ю. Лесину никакой славы, и вообще он был бы совершенно ни при чем. Но для истых пиарщиков и рекламщиков, к задорному цеху которых принадлежало нынешнее Минпечати, такая тишина нестерпима - без паблисити нет просперити. Неодолимая похоть паблисити превозмогла raison d'etat, М.Ю. Лесин вновь оказался львом настоящей минуты и в этом состоянии пребывал бы достаточно долго, когда бы не "оборотни", они же вервольфы и вовкулаки, на фоне которых про льва М.Ю. Лесина тут же забыли. Главный редактор почившего канала Е.А. Киселев внес, правда, важную зоологическую коррекцию, поименовав М.Ю. Лесина не львом, а свином. Но, возможно, таким притворным злословием Киселев хотел замаскировать тайный сговор с Лесиным - министр не дает каналу тихо умереть, а театрально его убивает. Одно дело - стать жертвой мертворожденного бизнес-плана, иное - погибнуть от рук злодея-министра.
Такова уж особенность предательских ударов ножом в спину, наносимых хладеющему трупу: спустя малое время все забывают, что трупное окоченение и так уже наступало, а помнят только о злодейском ударе. Который в итоге оказывается ударом милосердия - ибо создает алиби для банкротов. Вероятно, Лесин видел свою ответственность перед историей в том, чтобы ценой собственной репутации (благо, цена не слишком велика) закрепить в памяти потомства легенду о команде профессионалов и ударе ножом в спину.