Максим Соколов. О пользе низкопоклонства перед Америкой

Излишний педантизм некоего юноши. - Со словом надо обращаться легко. - Испорченный вечер. - Дух суровый византийства. - "Menschlich, zu menschlich". - О пользе низкопоклонства перед Америкой. В дни, когда в Версале собрались Генеральные штаты, т. е. в Москве открылся I съезд народных депутатов СССР, народ узнал политика, отличавшегося чрезвычайно ответственным отношением к слову. Молодой демократ Ю.Ю. Болдырев, желавший всерьез и надолго заняться политикой, понимал, что платье надо беречь снову, а честь смолоду, для чего необходимо очень тщательно выверять свои публичные высказывания. На практике это выразилось в том, что добыть интервью у молодого политика оказалось невозможным. Не то чтобы он их не давал - давал, и охотно, но затем начиналась бесконечная процедура по шлифовке каждого слова и оборота, чтобы никто их не мог превратно истолковать. Обережение чести смолоду шло с такой тщательностью, что гр. Л.Н. Толстой, семикратно переписывавший "Войну и мир", показался бы отъявленным халтурщиком, пекущим милицейские романы по штуке в две недели. В результате честь сберегалась, популярность же - не очень, ибо любое интервью к моменту окончательной доводки безнадежно протухало, вся титаническая работа шла впустую, и репортеры предпочитали иметь дело с не столь педантичными респондентами. Видя, чем кончилась карьера Ю.Ю. Болдырева, другой молодой демократ, Б.Е. Немцов понял всю опасность, проистекающую от чрезмерного педантства, а потому вовсе его и отбросил, решив, что со словом надо обращаться легко. Искомая легкость была удачно продемонстрирована 10 ноября с.г., когда телеграфная лента каждый час приносила все новые сведения о борьбе Б.Е. Немцова за освобождение артиста А. Закаева из датских застенков. Сперва сообщалось, что Б.Е. Немцов вместе с Б.А. Березовским, И.П. Рыбкиным, артисткой Ванессой Редгрейв и солдатскими матерями подписал воззвание с требованием освободить Закаева, затем последовал даже и комментарий Немцова, объясняющий причину такого великодушного решения, после чего пресс-служба СПС сообщила, что никаких воззваний Немцов не подписывал. Б.Е. Немцова сгубило совершенство современных телекоммуникаций вкупе с поясной разницей времени между Москвой и Лондоном. Когда в Лондоне во вполне еще детское время заседали борцы за свободу Закаева, одному из борцов пришла в голову идея взять подпись Немцова - попытка не пытка. Борцы попытались, но в Москве (+ 3 часа) время уже было не детское, и лидер СПС пребывал в увеселительном заведении, где его и настиг мобильный звонок борцов. Лидер, оторванный от неги, не сразу сообразил, чего от него хотят, но ему разъяснили глубоко гуманитарный и правозащитный смысл воззвания, он понял, дал согласие и вернулся к прерванному культурному времяпрепровождению. Однако этой ночью отдохнуть ему так и не удалось. Известие о великодушии лидера СПС дошло до А.Б. Чубайса, который с помощью той же мобильной связи вновь оторвал Немцова от неги и, как крепкий хозяйственный руководитель, подверг его прогрессивному ипатьевскому методу. Воскресный вечер был полностью испорчен, а подпись аннулирована. Впрочем, уже на следующий день Б.Е. Немцов был утешен. С точностью сбылись его слова о том, что СПС, обладая несравненным интеллектуальным потенциалом, является кузницей и здравницей идей, которые потом берет на вооружение верховная власть. И точно: отправившись в Брюссель, В.В. Путин смело взял на вооружение главную политическую идею Б.Е. Немцова - о том, что всегда следует сперва говорить, а потом уже думать. Так прозвучал ответ президента РФ чеченолюбивому корреспонденту "Le Monde", где чеченолюбцу было предложено приехать в Москву и подвергнуться обрезанию под специальным наблюдением В.В. Путина. Вспомнив, что кастрация оппонентов была неотъемлемым элементом византийской политической культуры, корреспондент стремительно бежал. Налицо типический пример того, что называется "человеческое, слишком человеческое". Бесспорно, чтение западной прессы о России может подвигнуть самого кроткого человека к неистовым желаниям. Один знакомый автора, будучи человеком весьма волевым и выдержанным, после знакомства с какой-то особенно прогрессивной статьей в "Financial Times" испытал неодолимое стремление болезненно накостылять журналиста тростью по голове. Однако же должность президента РФ на то и придумана, чтобы ее обладатель умел властвовать собою и выражать свое отношение к действительно отвратительному мондюку, не используя сомнительные образы, но исключительно в рамках ледяной вежливости. Примечательно, что расслаблению на пресс-конференции, которое все заметили, предшествовало другое расслабление воли, не отмеченное почти никем. Вместо того чтобы в упор не видеть датского премьера Расмюссена и по возможности с ним вообще не пересекаться (на то и есть служба протокола, чтобы решать такие задачи), В.В. Путин с ним вполне дружелюбиво пересекся и дал Расмюссену ласково обнимать себя за талию, каковые объятия нимало не помешали премьеру дружественной страны тут же обличить политику РФ в Чечне. Да, психологически трудно обдавать ледяным презрением человека, идущего с распростертыми объятиями, хотя бы и цена его объятий была доподлинно известна, но что же из того, что трудно - работа главы государства вообще трудна. Воздержание от обоих видов человеческой слабости - и от объятий с датчанином, и от речей касательно обрезания - сообщило бы визиту в Брюссель то державное достоинство, которое никакому государству еще не вредило. Самое тут удивительное, что дружба В.В. Путина с Америкой общеизвестна, между тем недавний опыт военного министра США г-на Рамсфелда, оказавшегося в примерно сходной ситуации, был полностью проигнорирован. Полтора месяца назад конгресс НАТО в Варшаве происходил на фоне сугубого охлаждения германо-американских отношений, вызванного тем, что в ходе предвыборной борьбы в Германии г-на Буша сравнивали с г-ном Гитлером. Возник вопрос, каким образом г-н Рамсфелд будет общаться со своим германским коллегой г-ном Штруком. Выяснилось, что никак. Не то что объятий за талию ("Чего это меня всякие стрюцкие будут за казенную часть хватать?" - думал горделивый стратопедарх Рамсфелд), не было и простых рукопожатий, но зато в речах американского министра не было и смелых образов, могущих быть истолкованными неблагоприятным для оратора образом. Увлекшись изобличением американской внешней и внутренней политики, мы часто забываем, что достойные для подражания примеры можно найти везде - не то что у кобеля рябого, но даже и у стратегического союзника. А что вы думаете об этом?