Правозащитная синекдоха

Всякому, кто учил иностранный язык, сообщали о так называемых "ложных друзьях переводчика" - словах, в разных языках звучащих сходно (и порой даже восходящих к одной общей праформе), но означающих весьма разные вещи. По-русски "невестка" - жена сына, по-чешски "nevestka" - все равно чья любовница. Смыслы слов меняются во времени и в пространстве - ничего не поделаешь, а формальное сходство и даже генетическое сродство часто лишь сбивает с толку. Таким типичным ложным другом является и слово "правозащитник". Буквальный перевод с русского советского на современный русский оказывается невозможен, потому что смысл капитальным образом сузился. Правозащита, означавшая прежде отстаивание изначальных естественных прав человеческой личности, теперь свелась к отстаиванию весьма продвинутых и не на всякий взгляд естественных прав чеченского борца за свободу. Такое сужение смысла часто бывает и называется синекдохой. Пивом когда-то называлось всякое питье, теперь - только то, рекламой которого так измучен зритель ТВ. Или - что даже ближе к помянутой тематике - в церковнонославянском языке при описании райских обителей вполне уместно было употребить выражение "воня благоуханная", тогда как в современном русском "вонь" имеет значительно более узкий смысл. Язык меняет значения слов, но язык и не дает соврать. Когда кто-то берется противостоять административному произволу (милицейским вымогательствам или рэкету в префектуре), все такого борца уважают, но правозащитником его никто не называет, а придумывают какое-то другое, обыкновенно очень кособокое название. Кособокое, но зато не лживое, ибо все знают, что правозащитник - это тот, кто отстаивает права чеченских боевиков и только их. Называть таким словом того, кто борется, допустим, против московских милиционеров, вымогающих деньги с приехавших в столицу воронежских колхозников, было бы недопустимой подменой понятий. Колхозники - не боевики, и защита их правозащитой давно уже не является. Язык уже это воспринял, и только сами правозащитники (в современном значении этого слова) продолжают этого не замечать, искренне полагая, что смысл слова таков же, как и тридцать лет назад. Конечно, такой слуховой аберрации во многом способствует то, что ряд правозащитников в русско-советском и в современном русском смысле слова - одни и те же люди. С.А. Ковалев, Е.Г. Боннер, В.К. Буковский etc. Частичная тождественность физических лиц мешает осознать сильную нетождественность и даже противоположность того, что они делали тогда, и того, что они делают сегодня. Прежде всего то, чего они добивались тогда, сегодня достигнуто. Конечно, на место цепей крепостных люди придумали много иных, однако свобода передвижения, свобода зарабатывать себе на жизнь по своему разумению, свобода вероисповедания, свобода объединяться в союзы, свобода мирно собираться и протестовать против злоупотреблений - все, за один призыв к чему некогда сажали, теперь сделалось банальным общим местом. Сам Зюганов сегодня является горячим поборником этих прав, за что где-нибудь в любезные ему 70-е гг. он быстро получил бы семь лет и пять по рогам. Такой исторический успех объясняется тем, что они, хотя и будучи жалким меньшинством, отстаивали естественные права большинства - свободу тела и свободу духа, право мирно кормиться трудами рук своих и молиться Богу по своей вере. Будь возможен тогда объективный опрос населения, многие ли из советских граждан отвечали бы: "Нет, мне не нужна свобода выезда за границу, нет, мне не нужна свобода говорить то, что я думаю, а тот, кто отстаивает эти свободы, - мой враг"? Разве что совсем уже сталинские соколы. Сегодня картина существенно иная. Не нужно быть сталинским соколом, чтобы ответить: "Нет, мне не нужно, чтобы отъявленные нарушители законов Божеских и человеческих пользовались особенными правами и преимуществами перед мирными и законопослушными людьми, а тот, кто отстаивает эти их особенные права в ущерб моей жизни и безопасности, - тот мне враг". Между борьбой за права большинства и борьбой за подавление прав большинства наглым меньшинством, между борьбой за норму и борьбой за патологию есть существенная разница. Сами-то борцы разницы не видят, ибо для них смысл борьбы что тогда, что сегодня один - против государства-Левиафана. А то, что тогда сопротивление государству шло через отстаивание дарованных Богом прав, а сегодня - через этих прав поругание, так в эти тонкости они, как иллюминаты и афеисты, вникать не научены. А вникнуть можно было бы. Чтобы испугаться тому, что они делают над собственным прошлым, и чтобы вспомнить: "Бог поругаем не бывает". А что вы думаете об этом?